Иоанн III, собиратель земли Русской
Шрифт:
— Мы вам помешали, да, признаться, есть захотелось, мы и зашли к мистру Леону; знаем его гостеприимство, слухом земля полнится. Что же ты, жидовин, не рад, что ли, добрым гостям?..
— Я?.. Как же не рад… Но, право, не понимаю, каким путем…
— Что тебе до путей! Кабала привела! Мы с Ласкиром недаром греческой мудрости учились…
— Греческой дерзости, — заметил Иван Максимов злобно, поднимаясь со скамьи и засучивая рукава; он, видимо, собирался разделаться с обидчиком Елены натуральным оружием.
— Ни
— С чего ты взял, князь? — с улыбкой спросил Курицын. — Видно, у вас в теремах бабы такие диковинки вместо кружев плетут…
— Твоим языком, палатная мудрость! Не отнекивайся! А то я и тебя на чистую воду выведу… Ну что, хозяин! Попроси гостей сидеть; мы вашей беседе не помеха, а не то прощайте — мы пойдем к Андрею Фомичу на тот пир, что Курицын выдумал.
— Выдумал? — спросил мистр Леон и выскочил из-за стола.
— И хорошо сделал, что выдумал, не то ты бы помешал женитьбе, а теперь, верно, уж все кончено…
— Кончено! Нет, быть не может… успею… Хаим, шапку, трость…
— Напрасно трудиться изволишь! У Андрея царевна свахой. Зое царевич снарядил приданое; все покончено, выпьем за здравие молодых. Да и у меня сегодня день важный: я сегодня из ребят вышел, так дай впервые и сладость вина отведать…
— Тебе пить вино… дитяти…
— Вот вздор какой! Не ты ли сам женить меня советовал…
Жид, бледный, дрожал и не знал, на что решиться…
Курицын хотя был совершенно смущен разными намеками, но прежде других успел собраться с мыслями.
— Люблю, — сказал он, — удаль богатырскую, сейчас видно, что соколиное чадо! Не по летам богатыри растут, а по молодечеству… Князь Василий и двух десятков лет не насчитает, а уже мог бы два десятка голов зараз снять…
— И снял бы, если бы позволили, с тех тайных злодеев, что смущают совесть людей нетвердых, не щадят неразумных женщин, готовят и себе и им погибель!.. Ну что же, мистр Леон, вина!..
— Вина?.. — спросил Леон, от страха не понимая, что говорит, что делает…
— Для такого дорогого гостя, — сказал Курицын, — я не пожалел бы и заветной мальвазии…
Жид понял и ободрился…
— Есть, есть у меня столетняя! Но этого вина никому не дам, кроме молодых гостей, пусть всласть выпьют…
— Давай, давай, а мы пока присядем…
Вася подсел к Никитину, и разговор пошел шепотом; не прошло двух-трех минут, жид воротился с подносом, на котором стояли две чары и фляга, покрытая мохом и плесенью… Он хотел налить чары, но Никитин шепнул что-то Васе, и тот остановил Леона.
— Постой, мистр Леон, — сказал Вася. — Я раздумал! Хотя мне, по-твоему, и пора жениться, да все же у родительницы спроситься надо. Подарок твой я принимаю, —
— Нет, уж этого я не позволю, пей здесь, а в теремах вина пить не приходится…
— Пьют же другие, когда про ересь рассказывают. Ничего, и мы выпьем…
— Не выпьешь!.. — Жид схватил со стола нож, ударил по бутылке и разбил ее вдребезги — влага разбрызнулась и залила платье Васе и Никитину. В руках князя торчало только горлышко… Этот поступок жида поднял на ноги все общество…
— Эге! — сказал Никитин. — Видно, вино твое было точно заветное!
— Эх, — прибавил Вася. — Не искусен же ты, мистр Леон, кабалой своей только дураков морочишь; видно, греческая мудрость почище жидовской… Теперь, кажется, беседа у нас не сладится… Разойдемся лучше, добрые люди, и мистру Леону мы в тягость, его так и тянет в дом Меотаки. Он там хозяина заветным вином уже потчевал. Нет ли еще фляги?
Многие гости столпились около князя, другие окружили Курицына — все перешептывались…
— Сражение кончено! — наконец сказал Вася. — Дело идет к утру, светает; довольно потешились. Прощай, мистр Леон, авось успеешь Андрея Фомича поздравить; верно, у них пир еще не кончился…
— Прощай!..
Князь, Никитин, Ласкир и многие гости ушли, их никто не провожал; мистр Леон совершенно растерялся, он искоса бешено поглядывал на своих сообщников, которые стояли недвижной группой, повеся головы…
— Притча! — наконец сказал Курицын. — Спасти нас может одна Елена. Надо действовать быстро — иначе мы погибли…
— Но как этот щенок, — спросил Максимов, — мог попасть сюда, каким образом мог узнать все!
— Как, что? Теперь не время об этом думать. Мы на краю бездны — надо думать, как вывернуться из беды. Иван, ты должен сейчас идти в терема, разбудить татарку, но лучше пойдем, я тебе скажу мысль мою дорогой; нас тут много, и, я вижу, тайны у нас плохо держатся. Скоро самого себя надо будет бояться… Пойдем, Иван.
— Куда, злодеи? — спросил мистр Леон, схватив за грудь Курицына. — Воры! Зою, отдайте мне Зою! Не для ваших происков, изверги гнусные, готовил я эту женщину, не для вас… Зою, Зою, Зою!
— Опомнись, мистр Леон! И тебе, и нам теперь не до Зои. Ты продал нас, ты впустил Холмского тайно в свою опочивальню и теперь хочешь обмануть нас припадком притворной страсти…
— Притворной! О, звери лютые! Вам все игрушка, кроме ваших крамол и козней.
— Мистр Леон! Мистр Леон! — кричал кто-то на крыльце…
— Еще! Что там случилось?
В комнату вбежал молодой Ласкир.
— Мистр Леон, — полушептал, полуговорил он, расстроенный. — Даю тебе слово за себя и за Холмского… Тайны твои умрут с нами, только спаси моего отца. Он смертельно захворал на свадьбе Палеолога…