Иоанна Хмелевская (Избранное)
Шрифт:
Или:
— Я купила Ежи сандалики, и ты мне должна отдать сто шестьдесят злотых.
Все это обрушивалось на меня на пороге, я уже не знала, чего ожидать в очередной раз, и становилось все труднее это выносить, пока не случился кризис. Мамочка побила собственные рекорды. Однажды она открыла мне дверь и возвестила:
— У Ежи болезнь Гейне-Медина.
Я едва не скончалась на месте.
— Почему? — простонала я. — Откуда? Кто это сказал?!
Оказалось — никто. Это был личный вывод моей матушки на основании того, что три недели назад у Ежи был насморк. Болезнь Гейне-Медина меня добила, терпение у меня оборвалось, и я перестала
Муж, в свою очередь, не отставал от своей тещи и порой устраивал светские конфузы. Он был закоренелым трезвенником, капли в рот не брал и умел создавать за столом соответствующую атмосферу. На любом торжестве, неважно, у нас или на именинном обеде, например, или по другому какому поводу, он позволял налить ему рюмку. Потом поднимал свою рюмку, нюхал и отставлял в сторону с таким омерзением на физиономии, что у людей руки отсыхали поднять свои рюмки. Те же, кто эти рюмки уже поднял, после такого демарша глупели на глазах, переглядывались в глубоких раздумьях, что же им делать. Выпить?.. Тоже отставить?.. От мужа веяло ледяным холодом и презрением, даже праздничному столу становилось не по себе.
Цивилизованных развлечений мой муж тоже не жаловал. Не любил рестораны, кафе, о ночном клубе и речи не могло быть, а в кино всякий раз приходилось тащить его силой, и я по сей день изумляюсь: на кой черт я это делала?
Зато в уходе за детьми ему не было равных. Как-то накупавшись в Буге, Роберт поймал страшную инфекцию, расчесался до крови и в результате получил страшное воспаление, от макушки до пяток покрывшись гнойными нарывами. Просто какой-то кошмар!
Сына нужно было купать в крахмале, а на ночь завертывать в простыню, пропитанную риванолом. Без малейшего колебания и с полным доверием я снарядила больное чадо в отпуск с папулей. Они отправились во Владиславов, а когда я приехала туда через две недели, от всей заразы у сына остался только крохотный струпик на пятке. Золото, а не муж!
Последний отпуск с мужем я провела в Ротулове под Закопане, где добилась двух успехов.
Мы оказались там вшестером. Я с мужем, двое коллег моего мужа, один с женой, второй с невестой. Не буду сейчас подробно останавливаться на том, что эта невеста потом стала второй женой моего мужа, потому что в Ротулове это еще не просматривалось, и никто пока такого поворота событий не предвидел.
Дамы поделили между собой хозяйственные обязанности, что-то там готовили (это точно не ко мне!), а я отвечала за дрова и огонь. Мы жили в гуральской[6] хате, я колола дрова на колоде и от гураля получила огромный комплимент. Он подошел, посмотрел и сказал:
— О-о-о, а пани-то рубит как мужик, не по-бабски!
Я моментально раздулась от гордости. Муж мой тоже, но не из-за меня, а из-за форели. Форель водилась в ручье, и муж молниеносно научился у гураля ловить ее. Ловили они рыбу руками! Только метод этот был браконьерский, в чем муж, человек законопослушный, не отдавал себе отчета. Дошло это до него с опозданием, и съеденную ранее форель выдрать у нас он не сумел.
Второй успех был связан с танцами. Однажды вечером местные жители решили нам показать разбойничий танец. Отплясали они весь этот балет, а потом и заявили:
— А теперь покажите, как танцуют в Варшаве.
Выбор
Где-то в конце пятидесятых годов Люцина получила участочек возле Океньча. Она жила на улице Жвирки и Вигуры, а участочек располагался почти напротив, на другой стороне улицы. Это была неурожайная неудобица, и всё семейство этот участок лелеяло. Мой муж ненавидел всякие фазенды, садово-полевые работы и вообще копание в земле, однако грубая физическая сила была необходима на участке, и на мне лежала обязанность обеспечить его рабский труд. Диву даюсь, что он со мной еще тогда не развелся.
Как минимум восемь лет деньгами распоряжалась я. Муж на этом настаивал: деньги положено отдавать жене, она ими распоряжается. От этого самого распоряжения я чуть умом не тронулась, пока эта ситуация окончательно не встала мне поперек горла.
— Ну вот что, хватит, — сказала я. — Теперь ты будешь казначеем. Вот твои деньги, мои деньги, бабки за халтуру, и крутись сам, как хочешь.
Через три месяца муж, до той поры упрямо настаивавший, что он не будет пресмыкаться и побираться в поисках дополнительных заработков, взял на дом халтуру.
Насчет пресмыкания он малость приукрасил — это у него вымаливали согласие на авторизованный перевод какой-то научной работы с английского, а он отказывался. На мой взгляд — из лени. Ему предлагали, а он капризничал.
Ранее ему предлагали работу в Новой Зеландии, пятилетний контракт, проживание с семьей, да еще и работу для меня в проектной мастерской. Предо мной распахнулись райские врата, когда я услышала об этом, а мой благоверный отказался. Заявил, что пять лет — это слишком долго, вот на два года он, может, и поехал бы. Новая Зеландия помахала мне платочком перед носом, а райские врата с грохотом захлопнулись. Вот тут я и отдала мужу все деньги, а надо было поменяться с ним ролями гораздо раньше.
Я покончила со строительной практикой и принялась искать место в проектной мастерской. Как-то сразу я узнала, что есть место в фирме «БЛОК» у Гарлинского, на улице Кредитовой. Моя бывшая одногруппница Баська и ее муж, Анджей, освобождали даже два места, потому что уезжали халтурить за границу.
Меня привели, рекомендовали и условно приняли, потому что мне предстояло как раз сдать экзамен на лицензию, ради которой я три года терпела муки на стройках. А еще я должна была принять на себя проект завода битумных масс в Гурцах, и я на все согласилась, понятия не имея, во что ввязалась.
Как раз в этот момент мой муж решил со мной развестись. После одиннадцати лет счастливого брака… Это вовсе не бред, супружество в самом деле было идеально счастливым, хотя, возможно, несколько трудным. Скандалы разряжали атмосферу, друг друга мы с мужем понимали с полуслова, шли на компромиссы и уступки, а взаимная правдивость была чертой бесценной. Железобетонное доверие было основой нашего союза и в этом изолгавшемся мире приносило огромное облегчение. Остальное было мелочевкой. На его вопли я реагировала по-разному, как и он — на мой темперамент.