Иоанна Хмелевская (Избранное)
Шрифт:
Через пять минут мне дали номер телефона, Януш был дома, гостиницу заказал, и, кажется, мы даже вместе поужинали…
Во время ремонта у меня беспрестанно раздавались таинственные телефонные звонки, добавлявшие перцу в мой обычный кавардак. Потом выяснилось, что разыгрывали меня Анджей, муж Ирены, и Михал. Я не обиделась, напротив, была им благодарна: они подали мне идею.
Зато ко мне предъявляли претензии многие. Я им напакостила, сама того не ведая, меня это очень смутило, и я постаралась
Я давала ее почитать знакомым, знакомые реагировали по-разному, некоторые просили от меня защиты, потому что они боятся психов, но все единогласно советовали: «Слушай, напечатай это. Иди, куда положено, и напечатай!»
Легко сказать! Единственная организация, пришедшая мне в голову, — редакция журнала «Пшекруй». Я совершила подвиг — позвонила в Краков, и оказалось, что Мариан Эйле, тогдашний главный редактор журнала, как раз находится в Варшаве. Я позвонила Эйле, он нашел время, я помчалась к нему. Эйле взял мой опус и прочитал.
Потом настала минута, которая для меня равнялась извержению вулкана.
— Ты пишешь еще что-нибудь? — спросил Эйле, который уже с четвертой страницы стал называть меня на «ты», словно знал с самого рождения.
— Писала бы, — честно призналась я с тяжелым вздохом, — да вот не на чем. Статьи пишу от руки, потом одалживаю у тетки пишущую машинку. От руки писанина идет медленно, пишу каракулями, из-за них не вижу текста. Машинку надо возвращать — тетка тоже много пишет. Из-за этой треклятой машинки не удается писать, сколько хочется.
— В таком случае машинку я тебе дам, — изрек Эйле.
— Как это? То есть как — дадите? Насовсем? В собственность? — не поняла я.
— В собственность и насовсем.
Передо мной распахнулись райские врата, хор ангелов грянул в душе. Честное слово, тащила я машинку к себе по лестнице и от волнения ревела в три ручья. Эйле к тому же подарил мне большую стопку бумаги, тяжесть неимоверная, но я не чувствовала тяжести, переживая прекраснейшее событие в своей жизни.
Так что, если кто не любит мои книги, может винить за мое творчество Мариана Эйле.
Он же впихнул меня в издательство «Чительник».
— Я насчет тебя уже переговорил, — озабоченно сообщил он. — Только вот оденься похуже, что ли, а то еще начнут говорить, что Мариан интересуется барышней, а не ее творчеством. Уж ты, пожалуйста, выгляди поплоше.
Требование я выполнила на совесть. В «Чительник» я отправилась после работы, в вытертой юбке, перепачканной графитом, в старой блузке, на которой вроде бы даже не хватало пуговки, в сандалиях на босу ногу, растрепанная, ненакрашенная, с блестящим носом, в руках авоська с зеленью, картошкой и хлебом.
Встретились мне там существа, за спинами которых ласково шелестели ангельские крылья: пани Борович и пани Шиманская — божества, которые на нашей грешной земле вообще не встречаются. Они приняли меня, как богиню, и велели дописать продолжение.
Первая
С Анджеем, мужем моей золовки Ядвиги, я время от времени сотрудничала. Вернее, помогала ему, чертить ведь я умела, подручную работу выполняла на пятерку. Не помню, что он тогда проектировал, во всяком случае, именно в разгар наших совместных трудов появилась «Цинга».
Поначалу раз в несколько дней, потом ежедневно, а то и несколько раз на дню раздавался телефонный звонок и мужской или женский голос напряженно спрашивал:
— Цинга? Цинга?
Поначалу и Ядвига, и Анджей вежливо отвечали: вы ошиблись номером. Потом звонки начали их бесить, и отвечали они уже не столь вежливо или сразу вешали трубку. Потом дошло до вульгарных скандалов. Не помогало, «Цинга» продолжала надоедать. Однажды смертельно усталый Анджей взял трубку.
— Цинга? — вежливо осведомился женский голос.
— Да, цинга, — покорно согласился Анджей, у него уже не хватало сил скандалить.
— Кто говорит?
— Владислав Ягелло.
— Дорогой пан Владечек! — обрадовалась дама. — Это Ядвига! Нам необходимо срочно увидеться!
Это заявление Анджея просто нокаутировало.
— Сами понимаете, — потом объяснял он нам, — звонит мне королева Ядвига, хочет встретиться, ну как я откажу царственной особе?
Стряхнув оторопь, он условился с таинственной дамой на шесть вечера в кафе «Стильное». Увы, Анджей перепутал время, прибежал к семи, дамы, разумеется, не застал, а я с трудом простила ему такое разгильдяйство.
А Цинга продолжала трезвонить, пришлось общими силами решать, наябедничать ли на нее в милицию? Черт знает, что это такое, вдруг это пароль у преступников, пусть голова болит у компетентных органов. Милиция информацию оприходовала, поблагодарила, попросила дать согласие на прослушку телефона, мы его дали с энтузиазмом, зато Цинга вдруг замолчала, как ножом отрезало.
Никакой информации на эту тему нам не дали, и мы по сей день пребываем в неизвестности, что это было? Поэтому я с полным правом могла воспользоваться этой историей по своему усмотрению.
Книгу я дописала до конца, отнесла в издательство, договор уже был подписан раньше, и мое творение ушло в печать. Я шагала по улице Вейской в направлении Сейма с глуповато-блаженной улыбкой на лице. Я достигла основной жизненной цели!.
Цель целью и книга книгой, а в «Блоке» на моей шее висели не только Гурце, но и люблинская онкологическая больница.
Поджимали сроки, и, работая над проектом в Гурцах, три недели я выдержала совсем без сна. Моя мать в это время выдавала какие-то странные фразы: когда я приходила за детьми, она встречала меня со скорбной миной и доверительно сообщала: