Иоанна Хмелевская (Избранное)
Шрифт:
Полночь, в городе ни души. После долгих блужданий по незнакомым улицам я вдруг издалека увидела одинокого прохожего. Я подъехала и опустила стекло.
— Где центр?! — нервно крикнула я, позабыв про всякую вежливость.
Прохожему хватило ума просто показать пальцем нужное направление. Я рванула в ту сторону и вскоре стала узнавать район. Я добралась-таки до дому. Но на собственных ошибках ничему не научилась: я многократно забывала карту.
Не уверена, вернулась бы я в Польшу в запланированные сроки или нет, если бы не наступающее Рождество. Чистый идиотизм и убытки, ведь паспорт и визу мне продлили до марта, и в мастерской работы
Вместе со мной собрался ехать Томек, тоже архитектор, молодой парень. В подарок от друзей он получил глобус объемом без малого кубический метр, пластмассовый, с подсветкой изнутри, очень красивый. Над этим глобусом Томек просто трясся, боялся, как бы его в дороге не повредили, поэтому он искал безопасный вид транспорта. «Опель» большой, позади места и на два глобуса хватит. Томек решился ехать со мной от полного отчаяния.
Не будь глобуса, он не поехал бы со мной ни за какие коврижки, у него бзик на почве автомобилей — боится ездить. Совсем недавно его отец, возвращаясь на машине из Швейцарии как раз на Рождество, разбился в Альпах, с тех пор Томек не переносил этот вид транспорта.
Времени у меня оставалось мало, уже двадцать второе декабря, Сочельник послезавтра. Паром из Гесера отходил в девять утра, я выехала в половине седьмого, впереди сто сорок семь километров пути.
Было совсем темно, морозно, падал мелкий сухой снежок. Естественно, об антифризе для стекол я забыла, лобовое стекло заиндевело, не успела оглянуться, как инеем затянуло последний маленький чистый кусочек. Единственное, что я могла разглядеть перед собой, — искристые звездочки фар встречных машин, я же нацеливала «Опель» так, чтобы встречные звездочки оставались подальше слева. Вторая глупость с моей стороны: я опять забыла взять дорожный атлас.
В Варнемюнде все еще было светло. Рядом я увидела соотечественника, он ехал на «Фольксвагене»-горбунке.
— Вы, пани, на Колбасково? — приветливо осведомился он. — Будьте внимательны, за Ростоком — каток. Сами видите, как мне досталось…
И в самом деле, капот у него был всмятку. Я поблагодарила за предупреждение и закручинилась: ведь «Опель» я везла на продажу, и любая царапина снизила бы цену по меньшей мере на десять тысяч злотых. Таких убытков я не могла себе позволить.
От Ростока, внемля совету, я ехала осторожно, дай господь бог здоровья тому человеку да и его потомкам за предупреждение. Гололед начался внезапно, просто тонкая черточка пересекала шоссе. Не знай я о нем заранее, влетела бы на лед со скоростью сто километров, и дальше мы уже пошли бы пешком, если бы вообще смогли самостоятельно передвигаться.
Господи боже, такого мне еще в жизни не приходилось переживать. Сто пятьдесят километров чистого льда. Я ехала почти пять часов. В Пренцлау перестала не только отличать шоссе от тротуара, но и себя от «Опеля».
Мы остановились и решили пообедать, хотя по времени, скорее, поужинать.
Подкрепившись, мы двинулись дальше. Гололедица кончилась, зато, когда я выехала на берлинскую автостраду, в полную силу забушевала снежная вьюга. Выезд был запутанный, извилистый и сложный, я засомневалась, туда ли еду. До самой надписи «Государственная граница» я так и не была уверена, куда двигаюсь — в Польшу или в глубь ГДР.
На таможенном пункте меня ждали Войтек и Ежи. Не то чтобы они так соскучились, просто боялись, что придется сразу платить пошлину. Войтек на всякий случай приехал
До Варшавы мы добрались в полдень. Я провела за рулем без перерыва двадцать девять часов, доехала благополучно, ни царапинки. И дала себе торжественную клятву, что еще неделю не сяду за руль. Но в тот же день меня отправили в Грохов, под Варшаву, за карпом к Рождеству.
Тоска по родине и обожаемым родным очень быстро у меня прошла…
Кажется, весь год пребывания дома между первой поездкой в Данию и второй был заполнен событиями исключительно личными, но до сумасшествия разнообразными. Очередности не упомню, лучше в памяти сохранился их смысл. Прежде всего, в моей квартире печи заменили наконец электрическим отоплением, это еще до моего приезда устроили. Отпала проблема угля.
Я отдала в печать «Крокодила из страны Шарлотты», цензура сказала свое веское слово, пришлось переработать весь текст. В первой версии телефонную прослушку у Алиции установила некая таинственная сила, конечно, имелись в виду наши органы, что, по-видимому, читалось между строк. Цензура энергично запротестовала: такого просто не может быть, у нас в стране телефоны не прослушиваются, выбросить прослушку! А на ней строился весь замысел, никак нельзя ее выбросить, пришлось написать, что это преступная банда такое устроила, что, естественно, выглядело довольно глупо. Вторая проблема возникла с Мартином. Как уже говорилось выше, он потребовал изменить ему имя: в конце концов я всем угодила, и книга пошла в печать.
Опять приезжала Тереса, но до «Проселочных дорог» все еще было далеко. В Чешин ее отвез Войтек, меня при этом вообще не было, я даже не помню, почему. После того как сдала в печать «Крокодила», я ничего не писала, разве что некоторые фрагменты «Леся» — дома сложились неблагоприятные условия.
Я наняла столяра, он поставил стенку, разделив пополам кухню и комнату, работа затянулась. Столяр был глухой, переговаривались мы письменно, недели три я утопала в стружках и в опилках. Ремонт в квартире я сделала сама, выкрасила все внутренние столярные элементы, стремянки у меня не было, поэтому двери я красила только до верхних стекол — выше не дотянулась.
Идти работать в проектную мастерскую я не собиралась, помня о часовенке в Орли. После работы в Дании наши условия меня пугали, к тому же началось сокращение штатов, и возвращение в профессию требовало титанических усилий. Зато, назло строительным властям, я сделала инвентаризацию участка родителей Войтека. Они хотели что-то там продать, в связи с чем Отдел архитектуры и строительства потребовал от них соответствующие документы.
С результатами инвентаризации я отправилась к чиновнику. Он мигом напыжился:
— По какому праву вы это сделали самостоятельно?
— Да потому что умею это делать, — ответила я ехидно. — Я архитектор.
— У вас нет лицензии!
— А вот и есть. Пожалуйста, номер триста двадцать шесть.
— Вы не имеете права на частную практику!
— Так я не практикую. Я это сделала безвозмездно, то есть даром. Денег не беру.
— А почему?
— Да потому, что все это в рамках семейных отношений…
У бюрократа просто в глазах потемнело, он-то рассчитывал на взятку в десять тысяч злотых за выдачу соответствующего разрешения. С истинной радостью я эту взятку просто у него из рук вырвала, придраться он не сумел, так что его чуть кондратий не хватил от злости.