Иоанна Хмелевская (Избранное)
Шрифт:
В те времена мои дети были для меня просто наказаньем божьим. Ежи хоть и учился, даже вполне самостоятельно, но с капризами. Роберт не желал учиться вообще, он заканчивал школу, и я отправилась к директору.
— Проше пани, не имеет значения, какие у него будут оценки, — сообщил мне несчастный человек с огромным подтекстом. — Нашу школу он окончит.
Я полюбопытствовала, откуда такая уверенность.
— Останься он тут на второй год — и я потеряю весь педагогический коллектив. Дня не проходит, чтобы учительницы
— А что он такое вытворяет? — спросила я без всякого интереса, потому что и так всё отлично знала.
— Он задает вопросы. Мальчик вежливый, не грубит, не хулиганит, хорошо воспитан, только вот задает вопросы. Урок состоится лишь в том случае, когда он это разрешит и прекратит вопросы, а учительницы уже не выдерживают…
В летний отпуск мы поехали по странам соцлагеря, через СССР на Залещики, через Румынию в Болгарию, до Рильского монастыря и обратно — через Венгрию и Чехословакию.
Неплохие языковые достижения были у меня даже в группе славянских языков. В Болгарии дворик перед домом украшала решетчатая беседочка, увитая виноградом, и этот виноград образовывал на ней прелестную зеленую крышу. Я показывала на плети винограда пальцем и с восхищением говорила:
— Очэн красно!
Хозяева почему-то таращились на меня с полным непониманием, но я списывала это на их привычку к повседневным красотам природы. Только по возвращении домой ситуацию объяснил мой старший сын:
— Мать, ты же им говорила не «очень красиво!», а «очень красное!».
В центре Будапешта на острове Святой Маргариты мы у какого-то шведа свистнули колпак с колеса. Наш отлетел и сгинул без вести еще в Варшаве, купить новый оказалось невозможно, поехали без колпака. На острове «горбунок» шведа соблазнительно стоял рядом, мы решили пополнить комплект. Тырил, собственно, Войтек, я стояла на стрёме. Угрызений совести мы почти не испытывали, primo, швед купит колпак на родине без проблем, secundo, колпак дешевый.
Мы бы охотно оставили ему деньги, да конвертируемой валюты с собой не оказалось.
На ворованном не разживешься, так что в Польше колпак опять отлетел и усвистел в густую рожь.
В Бухаресте мы потеряли машину. Поставили ее где-то в старой части города и, не взглянув на название улицы, отправились осматривать памятники архитектуры пешком. Конечно, мы ее потом разыскали, но потратили на это битых четыре часа.
В Братиславе я наконец лично познакомилась с двумя чудесными женщинами — Хилдой Холиновой и Ханой Лерховой, переводившими на словацкий мои первые книги. Благодаря переводам у меня было полно денег в чешских кронах, и я растранжирила там весь гонорар, потому что обменивать на злотые по идиотскому курсу не было никакого желания.
В ноябре я снова отправилась в Копенгаген.
Остановилась у Алиции в Биркероде, привезла ей кучу продуктов,
Работать я устроилась уже в другой мастерской. Один из ее филиалов находился на Фиольстреде, там я и трудилась, опять ходила на службу пешком, что весьма способствовало моему творчеству.
В самом конце моего пребывания в Дании, уже весной, я приступила к роману «Что сказал покойник». Это единственная книга, которую я предварительно продумала целиком, и все благодаря хождению пешком. Ежедневно я шла пешком на работу и домой, а дважды в неделю ездила в Шарлоттенлунд, где до ипподрома приходилось идти через лес. Заняты были ноги, голова свободна, и я придумывала всякие истории.
С Аней и ее мужем я познакомилась через Войтека. Хватило пары задушевных бесед, чтобы нашлись общие знакомые. Аня прекрасно знала и моего первого мужа, и двух моих золовок, потому что до войны они ходили вместе в детский садик.
Это еще что, всякое бывает, но муж Ани оказался замешан в одну историю, в которую, по-моему, никто не поверит, но я клянусь, что ни одного слова не выдумала!
Фамилию Ани я не назову, потому что при всей ее обыкновенности муж Ани в некотором роде человек публичный, и он бы мне этого не простил. Я и так за долгие годы напакостила ему с нездешней силой, а уж сколько его тайн я никому не раскрыла, он сам не знает и даже сказать спасибо мне не может.
Так вот, шел он как-то по улице и вдруг увидел школьного приятеля. Оба ахнули, обнялись: «Как дела? Сколько лет, сколько зим!» — и отправились выпить кофейку. Именно кофейку, а не водки-пива, поскольку оба почти не пили. Понятно, начались воспоминания.
И только часа через два что-то у них не сошлось.
— Постой, постой, — заколебался один. — Погоди, в каком же это случилось году?
— В сорок девятом, — уточнил второй. — А что?
— Да нет, не может быть. Ты в каком году школу окончил?
— В сорок восьмом.
— Да ты что! А я в сорок девятом. Как же так получилось?
— Погоди-ка, — вдруг заинтересовался второй. — А ты в какую гимназию ходил?
— Батория.
— Не валяй дурака! А я Рейтана!
— Но ведь твоя фамилия Ковальский?
— Да нет же! Валевский. А ты разве не Петшик?
— Конечно, нет! Я Михаловский!
В скобках поясню, чтобы не было недоразумений, — настоящая тут только одна фамилия.
Сопоставили они свои показания и — на тебе: встретились на улице первый раз в жизни, раньше никогда друг друга в глаза не видели. Но знакомство завязалось, и муж Ани предложил:
— Знаешь, ошибка или не ошибка, а посидели мы хорошо, подружились, давай-ка знакомство закрепим. Я живу недалеко, пошли, познакомишься с женой, посидим еще.