Иоанна — женщина на папском престоле
Шрифт:
— Где это написано? Я об этом не читала.
— А вам и не следовало читать, если вы женщина.
Джоанна была потрясена дерзостью священника. Памятуя о своих унижениях, она глубоко прочувствовала всю глубину унижения Юдифи. Образованность женщины, ее ум, воспитание ничего не значили. Самый ничтожный попрошайка, безграмотный и грязный мог войти в церковь и помолиться, но для Юдифь путь был закрыт только потому, что она была «нечистой».
— Возвращайся домой, дочь моя, — продолжал брат Гилдвин, — и молись в своей часовне за душу твоего некрещеного ребенка.
Юдифь вспыхнула.
— Такое оскорбление не сойдет вам с рук. Мой супруг узнает об этом немедленно, и ему это не понравится. — Это не возымело действия, поскольку в этих краях имя виконта Вайфара ничего не значило, и Юдифь об этом знала. Высоко вскинув голову, она пошла к своему коню.
Джоанна направилась к ней.
— Дайте мне вашу свечу, леди. — Она протянула руку. — Я поставлю ее за вас.
В красивых глазах Юдифи мелькнуло удивление и недоверие. Неужели это еще одна попытка унизить ее?
Долгое время женщины стояли, глядя друг на друга. Юдифь, воплощение женской красоты, с длинными волосами, прелестно обрамлявшими ее лицо, и Джоанна, высокая, мужеподобная, в простой монашеской рясе.
Что-то в пристальных серо-зеленых глазах, смотревших на нее, тронуло Юдифь, и она молча дала свечу Джоанне. Затем села на коня и ускакала.
Джоанна зажгла свечу перед алтарем, как обещала. Ризничий был в ярости.
— Неслыханная наглость! — заявил он. И в ту ночь, к удовольствию брата Томаса, Джоанне приказали поститься в наказание за преступление.
После этого случая Джоанна окончательно решила забыть про Джеральда. Она никогда не была бы счастлива, посвятив себя ограниченной условностями жизни женщины. Кроме того, Джоанна убедила себя, что с Джеральдом у нее все равно ничего не получилось бы. Она еще ребенок, неопытный и наивный. Ее любовь была лишь романтической иллюзией, плодом одиночества и безысходности. Несомненно, Джеральд не любил ее, иначе никогда не покинул бы.
«Aegra amans, — подумала она. — Воистину, Вергилий был прав: любовь всего лишь разновидность болезни». Она меняет людей, заставляет их вести себя странно и нерационально. Джоанна радовалась, что навсегда покончила с этим.
«Никогда не отдавайся мужчине», — вспомнила она предупреждение матери. В детском страстном увлечении Джоанна забыла про него. Теперь Джоанна поняла, как ей повезло, что она избежала материнской участи.
Снова и снова Джоанна повторяла себе эти слова, пока наконец не поверила в них.
Глава 15
Братья собрались в покаянном доме, рассевшись по старшинству на границах, ярусных каменных сиденьях вдоль стен. В этом помещении происходили все самые важные религиозные события, здесь обсуждались текущие дела, решались административные, финансовые вопросы, велись диспуты. Здесь также каялись в совершенных грехах и нарушениях, за них определялись наказания или
Джоанна всегда приходила сюда с трепетом в душе, опасаясь ненароком, неосторожным словом или жестом выдать себя. Если ее тайна будет раскрыта, она узнает об этом именно здесь.
Собрание всегда начиналось с чтения главы из Правил Святого Бенедикта. По этой книге устанавливалась ежедневная духовная и бытовая жизнь монастыря. Правило зачитывали от начала до конца, каждый день по одной главе, чтобы в течение года монахи полностью ознакомились с ее содержанием.
После чтения и благословления аббат Рабан спросил:
— Братья, есть ли у вас грехи, в которых должно признаться?
Не успел он закончить фразу, как брат Тедо вскочил.
— Отец, я хочу признаться.
— В чем, брат? — устало и обреченно произнес аббат Рабан.
Брат Тедо всегда первым признавался в своих ошибках.
— Я плохо выполнил свое задание. Переписывая житие Святого Амандуса, я заснул.
— Опять? — Аббат Рабан изогнул бровь.
Тедо понурил голову.
— Отец, я грешен и ничтожен. Пожалуйста, назначьте мне самое тяжкое наказание.
Аббат Рабан вздохнул.
— Хорошо. В течение двух дней ты будешь каяться перед церковью.
Монахи вяло заулыбались. Тедо так часто видели кающимся перед церковью, что он превратился в неотъемлемую часть ее украшения, в живое изваяние угрызений совести.
Тедо был сильно разочарован.
— Вы слишком милостивы, отец. За такой тяжкий проступок прошу о недельном наказании.
— Господь не приветствует гордыни, Тедо, даже в страданиях. Помни об этом, прося о Его прощении за твои другие грехи.
Эти слова попали в цель. Тео покраснел и сел на место.
— Есть ли еще грехи? — спросил Рабан.
Встал брат Хунрик.
— Дважды я опоздал на ночное бдение.
Аббат Рабан кивнул; медлительность Хунрика была известна, но он признался в своем проступке, не пытаясь скрыть его, поэтому наказание будет легким.
— Отныне, до дня Святого Дэни, ты будешь бдеть по ночам.
Брат Хунрик опустил голову. Праздник Святого Дэни всего через два дня. В течение двух ночей он должен не спать, следя за движением луны и звезд на небосклоне, чтобы как можно точнее определить приближение девятого часа, или двух часов ночи, а затем разбудить монахов для ночной службы. Это было чрезвычайно важно, поскольку время определялось только по солнечным часам, и конечно же по ночам от них не было никакой пользы.
— Во время бдения, — продолжил Рабан, — постоянно молись, стоя коленями на крапивном снопе. Он будет напоминать тебе о твоей лености и предостережет от греховной сонливости.
— Да, отец. — Брат Хунрик покорно принял приговор. За такой тяжкий проступок наказание могло быть хуже.
По очереди вставали еще несколько монахов и каялись в таких мелких грехах, как разбитая посуда в трапезной, ошибки в чистописании, риторике и принимали наказание со всей кротостью. Когда они закончили, аббат Рабан помолчал, убедившись, что желающих больше нет. Потом спросил: