Шрифт:
Бытовое преступление имело огромный резонанс!
Еще бы! Ведь прославленные герои: Гензель и Гретель, стали его непосредственными участниками. Он в качестве подсудимого, она –жертвы.
Когда я только появился в городке, то только и слышал, что об этом громком деле. Люди обсуждали происшествие на каждом углу с превеликим удовольствием. Куда бы я не заходил, везде слышал одно и то же:
– Действительно Гензель ни с кем не разговаривает и причину своего злодеяния никому не открывает?!
– Знаете, что сегодня его жена публично заявила, что отныне считает себя вдовой и ничего общего с человеком от которого родила детей иметь не желает?!
– Видели,
Так как человек в этом городе я новый, сошедший с поезда только что (по причинам заурядным, но тем не менее не позволившим продолжить путешествие далее), то все эти пересуды мало, о чем мне говорили. Ну произошло смертоубийство, ну печально, но что в нем такого необычного? Отчего все жители города настолько взбудоражены? Кто эти Гензель и Гретель? Зачем сносят памятник? Кто такие «Дети-спасители»?
По натуре человек я любопытный, в данный период времени никакими делами не обременённый, свободным временем располагающий в избытке, поэтому и решил в городке задержаться и попробовать в интересующих вопросах разобраться.
Можно конечно получить информацию из местной газеты, но я отлично понимал, что не всему, что печатается на страницах средств массовой информации можно доверять.
Поэтому, не теряя времени, направился прямо к зданию ратуши, где настоял на встрече с местным бургомистром господином Шульцем.
На удивление, он принял меня без обычной для чиновников волокиты, и согласился выслушать.
– Herr Шульц, разрешите представиться. Уве Нойманн. Прибыл в ваш город буквально только что. Направляясь в соседний населенный пункт, не устоял перед соблазном и решил посетить ваш славный город, прельстившись его красотами и древними постройками…
(Вранье конечно, но не мог же я рассказать сидевшему передо мной главе города об истинных мотивах, заставивших выйти из поезда, прервав запланированное путешествие. Просто кондуктор оказался более проницательным, чем показалось при первом знакомстве, и умудрился распознать в предъявленном билете некие отличительные черты, доказывающие его поддельность).
…не смог остаться равнодушным к событию, взбудоражившему все местное население, и решил остаться до окончания судебного разбирательства. Но никогда не стал бы отвлекать такого занятого человека, как бургомистр, только лишь чтобы удовлетворить праздное любопытство. Дело в том, что я обладаю некими навыками распознавать человеческие секреты, помогающие разбираться в сложнейших жизненных ситуациях. Не так давно, моими знаниями воспользовался один богатый купец, и с их помощью был раскрыт преступный замысел его единственного наследника. Если позволите, могу предоставить документальное свидетельство.
Я даже полез во внутренний карман, выражая желание во что бы то ни стало доказать правдивость своих слов, но бургомистр нетерпеливым жестом остановил меня:
– Позже покажете, я пока не расположен к знакомству с чьими-то подвигами. В чем конкретно заключаются Ваши навыки и умения и как они могут пригодится в данной ситуации? Чем будут полезны лично мне и городским жителям?
– Herr Шульц, насколько я знаю: произошло убийство. Событие ужасающее, но не столь уникальное, чтобы об этом судачил весь город. Все дело в главных действующих лицах произошедшей трагедии, не правда ли? Ведь это – местные герои, почитаемые настолько, что в их честь был установлен памятник на площади, а преступление свело ценность их подвига на нет, и как следствие, изваяние решили снести.
– Вы правы, Гензель
И тут такая трагедия: брат-герой убивает свою не менее прославленную сестру. Если бы не личности участников трагедии, было бы намного проще. Жертву по христианской традиции отпели и похоронили, убийцу же наказали по всей строгости закона: имущество конфисковали, самого сослали в ссылку на рудники.
Но учитывая статус преступника мы вынуждены разбираться в причинах, толкнувших его на совершение душегубства. Пытались объявить его одержимым дьяволом, даже провели обряд экзорцизма, но большинство горожан не верят, что злодеяние совершено под влиянием «нечистого» и требует детального разбирательства. А у нас нет опыта в подобных мероприятиях и людей способных разбираться в хитросплетениях обстоятельств, побуждающих к свершению подобного злодейства – тоже нет.
Вот и находится производство в подвешенном состоянии: жертву не хороним, преступника не наказываем. А ведь уже второй день на исходе, решение принимать надо незамедлительно. Народ требует объяснений от душегубца, а тот уперся и ни с кем в диалог вступать не желает. Мы что только не предпринимали, призывая его к сотрудничеству, он уперся. Молчит. А настроение толпы таково, что, если в ближайшее время нами не будут предоставлены объяснения случившегося, начнутся волнения. Людей тоже можно понять, столько лет жили в абсолютной убежденности в том, что герои есть, мало того живут по соседству, а значит – каждый может прикоснуться к легенде, а тут такое разочарование. Оказывается, те кому они верили безоговорочно и почитали как спасителей на поверку оказались не теми, за кого выдавали себя все эти годы. А это уже обман. Когда человек перестает верить, он становится неуправляем.
Даже наше решение снести памятник и предать забвению саму историю так называемых «детей-спасителей» не успокоило городских жителей. Ропщут, настаивают на публичном покаянии преступника, желают объяснения причин, толкнувших того на свершение злодеяния.
Что Вы говорили о своем умении разбираться в человеческой сущности?
– Совершенно верно. Я умею слышать людей. Именно слышать, а не просто слушать их рассказ. Когда я веду беседу, то опираюсь не столько на то, ЧТО говорит собеседник, а на то, КАК именно он это делает. Каково его в этот момент выражение лица, чем заняты руки, какое положение занимают ноги. Все эти наблюдения очень помогают отделить неважное от значительного.
– Ну что ж, если Вы согласитесь помочь нам в этом деле, то я со своей стороны обеспечу безграничные возможности в опросе всех, кто покажется нужным для определения истинных причин, побудивших вчерашнего героя умертвить родную сестру, преступив тем самым закон и взяв грех на душу.
Вот так и получилось, что вошел в ратушу я чужаком, по воле случая оказавшимся в незнакомом городе, а вышел оттуда доверенным представителем бургомистра, наделенного беспрецедентными полномочиями опрашивать любого, кого сочту нужным. Каждый, чинящий препятствия мне в этом деле, автоматически причисляется к вредителю и несет ответственность согласно положению об основах «общего права». Также в моем распоряжении был список лиц, хоть как-то причастных к жизни брата и сестры. Он состоял из нескольких фамилий: