Ион
Шрифт:
Каждый из нас был рожден рейбом, также как и многие до него. И по праву своего рождения, все мы сталкиваемся с несправедливыми, жестокими неправильными убеждениями. Так называемые свободные граждане не считают нас такими же людьми, как они сами, а ведь, по сути, все, что отличает нас от них это цвет глаз и волос. Глупо, не правда ли? Наши тела состоят из тех же наборов хромосом, тех же клеток, того же материала, что и у них, мы чувствуем все то, что чувствуют они – радость, печаль, гнев, страсть, любовь. Но почему-то эти люди не хотят признавать в нас этого. Они видят в нас лишь свою или государственную собственность, машины для производства благ, одни из гаджетов, а между тем
Так почему мы должны терпеть все это? Нас бьют, унижают, ограничивают и выбрасывают на помойку как старый пусковик. Мы не имеем никаких прав. Кто из нас может свободно гулять по городу или даже по своему собственному сектору? Кто из нас может получать деньги за свой труд, а не эти бесконечные ничего не стоящие карточки? Кто из нас может читать книги, слушать музыку, смотреть фильмы? Кто из нас может узнать все, что он хочет?
Все мы жертвы этой системы. Все мы вынуждены страдать изо дня в день, потому что кто-то когда-то решил, что так будет правильно, но он был не прав. Да, это было давно, очень давно, слишком. Мы слишком много вынесли за это время и слишком много потеряли. Наше прошлое не вернуть, мы упустили столько времени и возможностей, сколько нам и не снилось. Нам не под силу вернуть то, что ушло, но мы можем изменить то, что будет. Почему бы именно нам не возглавить это движение? Кто если не мы изменит этот насквозь прогнивший мир?
Именно с этой целью и была создана наша организация. Все мы, каждый из нас, обязаны искать единомышленников, а наши лидеры, наша верхушка, разработают план по превращению нашей мечты в жизнь. Мечты о равенстве и свободе. Мечты о лучшей жизни. С вашей помощью эти мечты станут реальностью, они – наше будущее. Да здравствуют «Друзья Авроры»! – Бона заканчивает свое выступление и несколько мгновений просто стоит на трибуне, обводя собравшихся страстным пылающим взглядом, – а сейчас Фабиан объяснит всем нам, что мы должны делать.
Крепкая фигура Фабиана вырастает за ее спиной:
– Пора приняться за работу. Группы один, два и три пройдите в свои кабинеты, ваши лидеры объяснят вам, что от вас требуется, – больше половины рейбов покидают свои места и расходятся по боковым комнатам, – группа 4 и наши новички следуйте за Ираклием, – он указывает на мрачного рейба лет тридцати с лицом отъявленного бандита и кроваво красной татуировкой в виде льва на щеке, – да сопутствует нам успех!
Фабиан спускается с трибуны и о чем-то разговаривает с Боной. Я тем временем пытаюсь осмыслить все услышанное. Что-то в этом есть. Теперь понятно, почему этот инженер выпустил гимнастку на трибуну – пожалуй, более запальчивых и вдохновляющих речей я не слышал никогда, а ведь я свободный гражданин и мне должны быть чужды ее слова. Какой невероятный эффект эти речи должны оказывать на рейбов, они однозначно находят отклик в их душах, ведь все они действительно сталкиваются с жестокостью и нуждой. Кажется, я ввязался в настоящий революционный кружок, которым заправляют фанатики. Разве мне это нужно? Лучше бы мне убраться отсюда поскорее и забыть все, что я слышал и видел.
Я уже встаю со скамьи и пытаюсь отыскать глазами выход, когда ко мне тихо подходит Бона и увлекает за собой. С каждым шагом я чувствую, что вязну в этом деле все глубже и глубже. Я нужен ей, значит, я останусь здесь. Она хочет свободы и равноправия? В этом ее счастье? Что же, тогда я буду рядом и постараюсь помочь ей, а заодно уберечь от необдуманных поступков, я сумею защитить ее, ведь в крайнем случаю смогу вовремя выкупить ее у спортивного центра и увезти так далеко, как только это будет возможно.
– Ну как, господин Громбольдт? Что скажете? – Фабиан
– Можешь называть меня просто Терен, – лучше немного опуститься до уровня этого крепыша, чтобы он больше доверял мне, – Это впечатляет.
– Вот как, Терен? – он делает нажим на моем имени, – но разве вам есть дело до всего этого? Ведь ты сын Гарольда Громбольдта, не так ли? Один из самых богатых людей в Гигаполисе, разве тебя волнуют наши проблемы?
– Конкретно твои нет, – честно говорю я ему, – но кое в чем вы правы. Эта система прогнила изнутри и нужно что-то менять. Даже мы в какой-то степени устали от этого. Мы теряем много светлых голов из-за рейбства, а наша верхушка скована, быть может, даже еще большими условностями и запретами из-за этикета и правил поведения. Нужно что-то менять. Я помогу вам. Деньгами.
– Это интересно, – в его глазах загорается алчный огонек, – и сколько вы можете нам предложить?
– Одну треть моих собственных средств.
– Не так уж и много для такого гиганта как вы.
– Согласен. Но деньги будут поступать постоянно, каждый день, плюс что-то я буду переводить из основных средств. Больше я вам дать не смогу, это привлечет лишний интерес со стороны банковских работников.
– А вы не думаете, что нас всех вычислят? Мы будем связаны, и эта ниточка сможет привести от нас к вам и наоборот.
– Банковское дело – одна из моих специальностей, я организую такую схему, что ни один банк не сможет ничего понять и проследить связь между нами. Предоставьте это мне. Когда все будет готово, я объясню вам, как вы сможете получать свои деньги.
– Откуда мне знать, что вы не сдадите нас властям?
– Ниоткуда. Вы просто можете поверить мне и получить деньги, либо не поверить и остаться ни с чем. Во втором случае я пожелаю вам удачи и посоветую отправить побольше людей на сбор милостыни. Глядишь, лет через 50 накопите необходимую сумму.
– Ясно. Бона доверяет тебе, – он недовольно отводит взгляд в ее сторону, – придется и мне. Я согласен на твое предложение.
Мы ударяем по рукам и перекидываемся парочкой прощальных фраз. Мне думается, что Фабиан не такой уж и простак, возможно, что он догадался о том, что я имею виды на Бону. Я чувствую, как между нами начинается беззвучная борьба за нее. Ты, конечно, ее парень и пока что она без ума от тебя, но это ничего. Со временем все изменится, жалкий фанатик, она будет моей.
Ирдэна
Завтрак обычно начинается в 9, так что мне приходится вставать не позже 7, чтобы успеть подготовиться к выходу. Я сижу перед зеркалом и лениво расчесываю длинные темно-русые волосы, а за моей спиной стоит Алика – женщина средних лет, мой личный рейб и негласный надзиратель.
– Алика, сегодня я надену бирюзовое платье.
– Как прикажите, госпожа, – она неторопливо скрывается в гардеробной, отправляясь на поиски нужного платья и туфель к нему.
В общем-то, мы неплохо ладим с ней. У Алики ярко-розовые волосы, которые она всегда собирает в высокую прическу, небольшая татуировка, пересекающая левую бровь и номер «G5−37», выбитый розовой краской, в цвет волосам, на висках. Наверное, в годы своей юности она была даже симпатичной. Тогда она принадлежала моей матери, ну, а теперь везде сопровождает меня. Я бы обошлась и без ее помощи, но родители навязали мне ее для того, чтобы было кому еще приглядеть за мной, если вдруг братья отвлекутся или я пойду на какое-то чисто женское мероприятие. Алика докладывает о каждом моем шаге. Забавно, я, дочь Гарольда Громбольдта, одна из самых богатых невест Гигаполиса и всего ИОНа вынуждена терпеть слежку со стороны собственного рейба.