Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»
Шрифт:
«Артур» не оставил без внимания тревожные сигналы. Тщательная проверка показала, что это не было результатом предательства. Все объяснялось прозаичнее: при подборе агентуры американцы планомерно «прочесывали» коммунистические партии и связанные с ними организации, в которых «Артур» и «Алекс» в основном черпали кадры для своей сети. Поэтому время от времени американские разведчики «цепляли» их людей. Особенно часто это происходило в Чили, и потому Иосиф рекомендовал Леопольдо свернуть «уязвимые» с точки зрения безопасности дела. В первую очередь это касалось «Рынка»: «Фабрика паспортов» требовала больших денежных затрат, из-за которых резидентура стала снова обрастать долгами. «Артур» предложил своему помощнику обратиться к Гало Гонсалесу. Может быть, партия возьмет «Рынок» на свое содержание. С ответом Гало не задержался: деньги у партии были.
Как говорилось выше, компартия Чили по рекомендации «Артура»
Разведывательные группы, возглавляемые Кирбергом, Фрадесом, Солимано и другими, стали получать задания американской спецслужбы. Работа, по чилийским понятиям, хорошо оплачивалась, возмещались все оперативные расходы. Проявленная инициатива поощрялась денежными премиями. Связной КПЧ Герман Амиот регулярно встречался с представителями спецслужбы США, координируя осуществление операций, которых становилось все больше. Во время визитов на территорию посольства и консульства США он не раз сталкивался с товарищами по партии, которые не имели полномочий на контакты с американскими дипломатами. К «сигналам» Амиота Контрерас Лабарка относился спокойно: мало ли по каким частным делам члены партии ходят в посольство. Однако Гало фиксировал в своих бумагах имена партийцев, которые излишне «увлеклись» американцами. Сведения о них «Алекс» переправлял «Артуру». Среди «увлеченных» значился и Энрике Кирберг.
Его «тайная деятельность» в общей сложности длилась около двух лет. Позднее Энрике иногда вспоминал о ней в тесной компании друзей. Он гордился «личным вкладом» в разгром фашизма, хотя в биографической книге коснулся этой темы скупо:
«Работа, которую мне дали, имела отношение к войне. Американцы располагали контрразведывательным аппаратом, созданным для того, чтобы вести наблюдение за немцами по всему миру. Из Чили осуществлялись поставки меди, селитры, пшеницы, и потому страна представляла для них интерес. Партия тоже занималась подобной работой, и волей неволей у нее случались “пересечения” с американцами. Вот мне и поручили организовать аппарат в Чили. Помогали мне два или три испанца-иммигранта с большим опытом в этой области. Мы занимались слежкой, готовили сводки, вели наблюдение за важными центрами (немецкой активности), но никогда не применяли оружие. Поселился я на нелегальной квартире, адрес которой был засекречен. Формально я перестал быть активным членом партии. Мне дали своего рода “вольную”, чтобы я (для прикрытия) мог полностью посвятить себя учебе. Так я поступил в Школу промышленных инженеров» [75] .
75
Cifuentes L. S. Kirberg. Testigo у Actor del Siglo XX. Santiago, 1993. P. 37. В период диктатуры Пиночета американские власти предоставили Кирбергу политическое убежище в США, несмотря на его членство в КПЧ. Судя по всему, «ведомство Гувера» не забыло о помощи, которую оказывал Кирберг в борьбе с нацистами.
В январе 1943 года «Артур» в разговоре с Гало поставил вопрос ребром: пора реорганизовать разведывательный аппарат партии. Связи с американцами надо раз и навсегда прекратить. В список тех, кого надлежало «отрезать», Иосиф включил имена Кирберга, Фрадеса, Солимано и некоторых других. Иосиф сказал Гало: «Если эти товарищи предпочли американцев, пусть с ними и остаются. Но распахивать настежь партийные двери для ФБР недопустимо!»
Решение КПЧ о реорганизации разведаппарата было исполнено только в апреле 1943 года. Для «Алекса» «засвеченные» члены сети были хуже прокаженных. Никакого контакта с ними! Но в Сантьяго таких встреч избежать было трудно. В 40-е годы чилийская столица была слишком маленькой.
Вскоре Центр снова напомнил «Артуру», что американцы продолжают операцию «Фридман». Агенты ФБР делали это втайне, поскольку так и не получили разрешения аргентинских властей на ведение самостоятельной оперативной работы в стране. Они опрашивали «под благовидным предлогом» всех Фридманов, которые обретались в Буэнос-Айресе. К этому времени «почтовый ящик № 1», по совету «Артура», сменил место жительства. Фридман женился и уехал с молодой супругой в провинцию Сан-Хуан. Иосиф вздохнул с облегчением: аргентинец знал его с 1935 года, знал о его работе в «Красной помощи» и о многом другом. В альбомах Фридмана были фотографии, сделанные во время совместных поездок в Эль-Тигре и на пляж Бристоль в городе Мар-дель-Плата.
Гуверовская операция проводилась с размахом, к ней были подключены многие оперативные контакты ФБР, в том числе в ДАИА. Флора Тофф рассказала Иосифу о подобном визите и даже вытащила из сумочки фотографию человека, которого американцы считали Фридманом. Это был не Маурисио. Американцы не сомневались, что поиски рано или поздно приведут к резиденту
Иосиф знал и о том, что американцы ведут массированный контроль почтового канала. Одно из нью-йоркских писем поступило с признаками проверки специальными химическими реактивами. Жидкости наносились контролерами «черных кабинетов» с помощью кисточки на поверхность бумаги тонкими диагональными линиями. Это «полосатое» письмо пришло по назначению по недосмотру: химическая реакция на тайнопись наступила с запозданием. Но подлинным сигналом тревоги стало письмо от Тересы Проэнсы, пришедшее на почтовый ящик Фридмана, когда он еще действовал. Она сообщала о предстоящем приезде в Буэнос-Айрес сотрудника американской разведки и по поручению мексиканской компартии просила организовать ему встречу с аргентинскими товарищами, чтобы обсудить вопросы совместной борьбы с нацистами. Иосиф помнил по работе в Гаване и Мехико эту женщину с мужскими повадками. Как ни ломал голову Иосиф, но так и недодумался, от кого именно Тереса [76] могла получить адрес «ящика» в Буэнос-Айресе. Очевидным было одно: американцы ищут подходы к его резидентуре!
76
Имя Тересы Проэнсы фигурирует в материалах расследования убийства Дж. Ф. Кеннеди, поскольку в период ее работы в посольстве Кубы в Мехико она встречалась с Ли Харви Освальдом по визовым вопросам. В начале 60-х годов Т. Проэнса была арестована кубинской контрразведкой и осуждена на несколько лет тюрьмы за «связь с ЦРУ».
А потом грянули события, поставившие точку на разведывательной работе «Артура» в Аргентине…
Боевая активность «поджигателей» завершилась в середине 1944 года. Начальство «Артура» в Москве решило, что необходимости в содержании столь опасного хозяйства больше не было. По предложению «Артура», Д-группа и лаборатория были переданы «на баланс» КПА. В воскресенье 29 октября того же года Антонио Гонсалес, Феликс Вержбицкий и Павел Борисюк встретились на конспиративной квартире в проезде Деламбре, чтобы подготовить переброску «зажигалок» на новое место. Партия намеревалась использовать эти снаряды для вооруженной борьбы против военного правительства.
Упаковкой «зажигалок» и горючих материалов подпольщики занимались до позднего вечера. Борисюк и Гонсалес покинули лабораторию, чтобы помочь хозяину в приготовлении ужина, а Вержбицкий задержался. Тут и случилась беда: Вержбицкий задел тяжелый разводной ключ, он упал на металлические тиски, и во все стороны брызнули искры. Зажигательная смесь мгновенно вспыхнула, раздался взрыв. Ослепительная вспышка пламени ударила в лицо Вержбиц-кому. Взрывная волна бросила его на деревянную перегородку, она развалилась на части. Во все стороны полетели фрагменты стекла, керамики, дерева. Казалось, что вот-вот обрушатся стены, настолько мощным был взрыв. Металлический каркас постройки опасно накренился, но все-таки устоял. Первым на помощь к Вержбицкому бросился Борисюк. Он пробирался через густой, выбивающий слезы дым, натыкался на обломки перегородки и мебели, в кромешной пыли пытался отыскать под ними товарища.
Феликса нашли в дальнем углу: на лице клочья кожи и кровавые подтеки, изодранная одежда дымилась от действия едких реактивов. Вержбицкий был еще в сознании и слабеющим голосом твердил Гонсалесу и Борисюку одно и то же:
«Сообщите обо всем “Бланко” и Реалю! Уходите как можно скорее! Я справлюсь…»
Через двадцать минут на место происшествия прибыла полиция. Вержбицкого отправили под усиленным конвоем в госпиталь Салабери. Врачам пришлось ампутировать ему левую руку выше локтя и удалить то, что осталось от левого глаза. Был поврежден и правый глаз, причем настолько, что Феликс в свои 36 лет полностью ослеп. «Бланко» позвонил на домашний телефон «Артура», условной фразой вызвал его на внеочередную встречу. Сообщение о катастрофе на «фабрике бомб» «Артур» выслушал с каменным выражением лица. Затем спросил:
«Реаль знает?»
«Он узнал раньше всех. Через “Отто”».
«Артур» озабоченно нахмурился:
«Надо полагать, он примет необходимые меры. Но нам от этого не легче. Будем консервировать сеть. Никакой активной работы. “Сексьон Эспесиаль” вплотную возьмется за партию, могут зацепить и нас…»
В архиве полиции имелась карточка на Вержбицкого как на коммунистического агитатора. Следователи «Сексьон Эспесиаль» были уверены, что «фабрика» принадлежит КПА и что Кодовилья готовит революцию по образцу той, что организовали в России большевики Ленина. В благонамеренной прессе писали о захвате «взрывника» как о крупном успехе по раскрытию «красного заговора». Полиция распространила коммюнике, в котором подробно расписала содержание «плана КПА» по дестабилизации обстановки в столице к концу ноября 1944 года. По этой версии, в ходе всеобщей забастовки, назначенной на 30-е число, «заговорщики» должны были сорвать занятия в учебных заведениях, организовать беспорядки в пролетарских районах, создать обстановку насилия и террора с помощью боевиков — коммунистов, вооруженных стрелковым оружием и зажигательными бомбами.