Иосиф Трумпельдор. Гехолуц. Новый путь: Биография. Воспоминания. Статьи
Шрифт:
"Ефрейтор 7 роты Иосиф Трумпельдор, обращаясь в докладной записке от 24 числа к своему ротному командиру, пишет:
"У меня осталась одна рука; но эта одна — правая. А потому, желая по-прежнему делить с товарищами боевую жизнь, прошу ходатайства Вашего благородия о выдаче мне шашки и револьвера ".
Трумпельдор был прикомандирован к госпиталю, где он имел возможность быть избавленным от смертельной опасности и трудностей окопной жизни, но он пошел добровольцем на передовую линию фронта, где неоднократно показал чудеса храбрости...
Будучи тяжело раненным, Трумпельдор не пожелал воспользоваться законным правом
Награждаю его Георгиевским крестом и произвожу в ст. унтер-офицеры.
Приказ этот прочесть по всем ротам, батареям и отдельным частям и побеседовать с солдатами по содержанию Приказа".
Трумпельдор вернулся в свой полк, где был назначен командиром взвода. И вновь бои.
За боевые заслуги и беспримерную храбрость в бою Иосиф Трумпельдор был последовательно награжден солдатскими Георгиевскими крестами всех четырех степеней, став полным Георгиевским кавалером. Подвиги еврейского солдата были отмечены и в русской прессе. В военном журнале "Разведчик" (№ 766), выходившем в Санкт-Петербурге, в июне 1905 года была опубликована статья об унтер-офицере Трумпельдоре, отличившемся при обороне Порт-Артура. Герой статьи в это время находился в японском плену...
Ситуация в осажденной крепости продолжала ухудшаться. В сентябре и октябре 1904 года японская армия провела очередные штурмы русских позиций. Несмотря на ожесточенное сопротивление русской армии, японцы постепенно захватывали оборонительные позиции русских, размещенные на высотах, контролировавших крепость и гавань, где стояли корабли русской эскадры.
Историк обороны Порт-Артура А.И.Сорокин пишет: "В крепости не хватало продовольствия, с наступлением зимы усилились холода, связь со страной отсутствовала, но порт-артурцы дрались с прежней энергией и упорством. Артиллеристы береговой и корабельной артиллерии били ежедневно по позициям врага, солдаты-охотники почти каждую ночь производили вылазки в неприятельские окопы; саперы вели контрминные работы, по ночам восстанавливали разрушения, причиненные артиллерийским огнем неприятеля, совершенствовали оборонительные сооружения. В гарнизоне совершенно иссякли запасы мяса, росло число заболевших цингой. На 14 ноября солонины, консервов и мяса оставалось только на одну выдачу. Правда, были лошади, но их берегли, ибо без лошадей крепость обойтись никак не могла, нужно было подвозить на позиции снаряды, патроны, питание и т.д. В связи с недостатком мясных продуктов крепостному интенданту был отдан приказ, который предписывал отпуск консервов для войск прекратить, имевшиеся запасы расходовать только для больных и раненых по полбанке на человека в день в течение пяти дней в неделю, остальные два дня выдавать по четверти фунта конины. Офицерам, находившимся на позиции, было приказано отпускать по полбанке консервов ежедневно; нижним чинам выдавать конское мясо четыре раза в неделю по четверти фунта на человека".
Руководитель обороны Порт-Артура генерал Стессель 29 декабря 1904 года отправил царю телеграмму, в которой говорилось: "Крепость продержится лишь несколько дней, у нас снарядов почти нет. Приму меры, чтобы не допустить резни на улицах. Цинга очень валит гарнизон. У меня под ружьем теперь 10-11 тысяч, и они нездоровые".
В ночь на 2 января Порт-Артур и его окрестности были охвачены сплошным пожаром. На рейде горел броненосец "Пересвет", в проходе на внешний рейд пылал пароход-буксир "Силач". Громадный костер представлял собой "минный городок". Много пожаров наблюдалось на Тигровом полуострове. За Золотой горой сжигался порох: время от времени там вздымались к небу огромные клубы ярко-розового дыма, озаряя многострадальный, израненный
Второго января 1905 года разразилась катастрофа — гарнизон крепости капитулировал. По свидетельству М.И.Лилье, очевидца событий, на улицах Порт-Артура начались погромы магазинов и складов, пьяные толпы русских солдат поджигали казармы и укрепления. Относительный порядок был наведен только вошедшими в город японскими войсками.
В соответствии с условиями капитуляции японцы отконвоировали сдавшиеся русские войска в город Дальний, откуда на пароходах русских пленных стали перевозить в Японию. Среди тысяч русских военнопленных был и унтер-офицер Иосиф Трумпельдор: он оказался в крупнейшем лагере для русских военнопленных в Хамадэре, вблизи города Осака.
Там было сосредоточено более двадцати тысяч русских военнопленных. Японцы вели себя очень цивилизованно, соблюдался военно-самурайский кодекс чести, японский плен для русских был очень мягким. Размещались военнопленные в бараках, причем японское командование стремилось сгруппировать военнопленных в бараках в соответствии с их вероисповеданием и национальностью. В лагере были выделены три зоны по 25 бараков в каждой — две для военнопленных-православных и одна зона для военнопленных других национальностей, в том числе евреев. Японские военные осуществляли только внешнюю охрану лагерей, внутри лагеря действовали органы самоуправления военнопленных, состоявшие из старших по званию фельдфебелей и унтер-офицеров.
Питание военнопленных осуществлялось по вполне сытным нормам. Так, ежедневное меню для солдат включало следующие продукты: на завтрак — хлеб, масло, чай, сахар; на обед — хлеб, масло, суп с мясом и овощами, чай, сахар; на ужин — хлеб, масло, вареная говядина, чай, сахар.
Через некоторое время японское командование разрешило русским военнопленным покидать лагерь и посещать окрестные населенные пункты. Правда, в этом случае военнопленные должны были дать четыре клятвы: не совершать побегов, не вступать в контакты с военнопленными из других лагерей, не посещать частные японские дома и не пользоваться услугами почты.
Трумпельдор пишет из плена родителям:
"20-ое января / 2 февраля 1905 г.
Хамадера
Дорогой папаша!
Хотя японские переводчики сильно заняты и просили поэтому нас писать письма по возможности кратче, но я уверен, что ради особенного случая они сделают исключение и будут любезны пропустить мое письмо, несмотря на его длину.
Помнишь, как-то в письме ты выражал уверенность, что на поле брани, также как и в личной жизни, я не посрамлю ни твоего имени, ни имени еврейства, ни имени русской армии. Между прочим ты высказал как-то желание, чтобы я удостоился награды — Знака Отличия Военного Ордена и производства в унтер-офицеры. Хотя для получения награды в большинстве случаев надо столько же недостойной настойчивости, сколько и положительных духовных качеств — а я настолько горд, что никогда не унизился до напоминаний и тонких намеков, — однако я унтер-офицер, имею Знак Отличия Воен. Ордена 4-ой степени и кроме того представлен еще к 3-ей и 2-ой степеням.
С гордостью могу сказать, что я добился этого, как честный человек, исключительно на поле брани. Я исполнил свой долг и моя совесть спокойна. Теперь я желаю только одного, чтобы Вы все там особенно мамаша и ты не особенно печалились, что при этом я потерял левую руку. 7/20 Августа 1904 г. в последний день 3-х дневного боя на Угловой горе крепости осколками снаряда мне раздробило руку — в кисти, локте и посреди этих двух мест. Через несколько часов рука была отрезана немного выше локтя, а через 100 дней я выписался из госпиталя, и, чувствуя себя совершенно здоровым и способным к боевой жизни, подал докладную с просьбою о выдаче мне шашки и револьвера.