Иосип Броз Тито. Власть силы
Шрифт:
В одном из своих регулярных радиодонесений в Москву Тито упомянул о возможности обмена пленными, однако не стал ссылаться на какие-либо свои дальнейшие намерения. Но русских так просто не проведешь, и они немедленно послали ответную радиограмму: «Следует ли понимать ваши действия как прекращение борьбы против злейшего врага человечества?» [243]
11 марта, на рассвете, три делегата партизан отправились в Прозор, неся белый флаг. Когда они сообщили немецкому блокпосту, кто они такие, всем троим завязали глаза и на автомобиле доставили в Горни Вакуф для встречи с немецким генерал-лейтенантом. Сначала немцы держались холодно, но затем сделались более разговорчивыми и произвели на коммунистов впечатление своей свободой от догм нацистской идеологии и жесткой военной дисциплины. Немцы, в свою очередь, отдали должное боевой выучке партизан и даже пытались вести с оппонентами «воспитательную» работу: «Посмотрите, что вы сделали с собственной страной! Это же пустыня, пепелище! Женщины просят подаяния на улицах, повсюду свирепствует тиф, дети умирают от голода. А мы хотим
243
Джилас М. Время войны, стр. 231-232.
Из Горни Вакуфа троих партизан отвезли в Сараево, где они встретили Отта, немецкого инженера, которого они в августе прошлого года взяли в плен в Ливно. Джилас оставался в квартире на набережной – в доме, принадлежавшем жене офицера Королевской югославской армии, который ныне тоже находился в плену: «Как и все сербские женщины, она была отменной кухаркой».
В то время как двое других делегатов находились в Сараеве, Джилас вернулся обратно к партизанам, чтобы начать обмен пленными. Тито внимательно выслушал его рассказ и, что было для него характерно, пожелал узнать впечатления своего собеседника о немцах как о живых людях. «Да, – произнес он, помолчав, – похоже, что немецкая армия сохранила некое подобие рыцарства» [244] .
244
Джилас М. Время войны, стр. 236-240.
Хотя Джилас умалчивает об этом в своих мемуарах, ясно, что во время переговоров немцы воздерживались от враждебных действий, предоставляя партизанам самостоятельно разобраться с четниками. Позднее Джилас вернулся в Сараево, а затем отправился в Загреб, столицу НХГ. В Загребе переговоры продолжались даже после обмена пленными. Партизаны объяснили, что им хотелось бы, чтобы у них были развязаны руки – им не терпелось разбить четников, особенно в Санджаке, а также в восточной части страны. Взамен они приостановят наступление на железнодорожной ветке Загреб-Белград и в ряде других мест, вроде горных разработок, представлявших для немцев стратегический интерес. Немцы не стали поднимать вопрос о том, продолжат ли партизаны борьбу против усташей, тем самым как бы выразив свою согласие. Не касались переговоры и итальянцев. Обе стороны заинтересованно обсуждали совместные действия против англичан в случае их вторжения. Джилас вспоминал: «Мы дали однозначно понять, что станем сражаться против англичан, если они высадятся… и мы действительно верили в то, что нам придется воевать с ними, если – как это можно было заключить из их пропаганды и официальных заявлений – они станут подрывать нашу власть, то есть, если будут поддерживать четников» [245] .
245
Джилас М. Время войны, стр. 242-243.
Тайком от Тито немцы расшифровали его радиокод и узнали для себя из его донесений Москве, что он настроен против британского вторжения. По словам Вильгельма Хеттля, старшего офицера IV отдела СД, находившегося тогда в Загребе, «вся эта информация воспринималась немецкой секретной службой не очень серьезно до тех пор, пока неожиданный приезд генерала Велебита не придал этому вопросу совершенно иную окраску» [246] .
Автор этих строк не знал, кем на самом деле является Джилас, а потому принял Велебита за главу делегации. Как бы то ни было, и Хеттль, и генерал Глейс фон Хорстенау теперь ничуть не сомневались, что партизаны готовятся к вторжению англичан.
246
Хоэттл У. Тайный фронт: история нацистского шпионажа. Лондон, 1953, стр. 170-172.
Милован Джилас, которого можно считать самым авторитетным источником по этим «мартовским консультациям» (как их застенчиво именовали югославские историки), был отозван с переговоров в Загребе на партизанскую базу. На обратном пути в Сараево он направился в разведотдел немцев, где содержались некоторые из предназначавшихся для обмена пленных. Женщина, делавшая уборку в этом помещении, неожиданно окликнула его, и Джилас узнал в ней одну свою старую знакомую: «Она мокрыми руками обняла меня за шею и разрыдалась на моей груди. Глядя, как я успокаиваю ее, немецкий офицер растрогался до слез» [247] . Когда Джилас прибыл обратно в Калиновик, где теперь располагалась штаб-квартира партизан, Тито казался намного менее заинтересованным в продвижении переговоров. «Немцы уже фактически приостановили свое наступление, тогда как наши части одержали тяжело выстраданную победу над четниками Павле Джуришича и пробиваются в Герцеговину по направлению к Черногории и Санджаку». Как нам известно из немецких источников, переговоры продолжались и после того, как Тито призвал к себе Джиласа для отчета. Гляйзе фон Хорстенау, похоже, проникся симпатией к Велебиту, особенно, когда узнал, что отец генерала служил в габсбургской армии, «К и К» (то есть «королевской и кайзерской») [248] . Они обсуждали расширение договора, по которому немцы воздержатся от наступательных действий против партизан в Западной Боснии, при условии, что партизаны откажутся от наступления на немецкие части в Славонии, севернее реки Сава.
247
Джилас
248
Гляйзе фон Хорстенау отрицательно относился к архиепископу Степинацу, поскольку последний изменил присяге во время первой мировой войны, дезертировав из австро-венгерской армии и вступил в одну из югославских бригад, сражавшихся на Салоникском фронте.
Югославские архивы свидетельствуют о том, что Тито написал командиру 6-й боснийской бригады, требуя продолжить наступление на четников, избегая, однако, при этом столкновений с немцами по пути в Санджак. Подобные приказы, написанные частично по-испански, были отправлены в Первый боснийский корпус и в Первую пролетарскую бригаду. Генерал Гляйзе фон Хорстенау лично проследил за тем, чтобы Велебит мог отправить письмо Тито к партизанам Славонии [249] .
Похоже, что фон Хорстенау и местные офицеры-разведчики одобряли сделку с партизанами, хотя и понимали, что подобное соглашение вряд ли обрадует верховное командование немцев или министерство иностранных дел. Попытка Хорстенау действовать через секретную службу Гиммлера явно не сработала – поскольку в конце марта Гитлер объявил, что не имеет дела с мятежниками, а расстреливает их [250] .
249
Броучек П. Генерал в двойном свете…, том 3. стр. 35.
250
Хоэттл У. Тайный фронт, стр. 42.
По мнению Джиласа, «мартовские консультации» не могли привести к сколь-нибудь значительному результату «потому, что мы главным образом искали для себя передышку, тогда как немцы расставляли нам ловушки» [251] .
Первая ловушка сработала в марте, когда немцам почти удалось разгромить партизан в ходе операции «Шварц», или Пятого наступления. Тем временем Вторая пролетарская дивизия одержала убедительную победу над четниками, а в начале апреля партизаны стояли на берегах реки Дрины, готовясь вступить в Санджак и Черногорию – безопасные, по их мнению, места.
251
Джилас М. Время войны, стр. 244.
Отступление через Неретву, некогда превозносившееся как триумф тактической прозорливости и стратегической дерзости Тито, стало действительно возможным благодаря сделке с немцами. Тем не менее Тито был очень доволен собой, впав в состояние опасной самоуверенности.
Когда военный инженер предупредил его, что уровень воды в Дрине настолько высок, что переправа становится делом небезопасным, Тито оттолкнул его в сторону и сказал Джиласу: «Ты ведь знаешь, что эксперты, как правило, не принимают во внимание волю людей. Целеустремленные люди, нацеленные на выполнение определенной задачи, выполняют ее, даже если по всем расчетам она кажется невыполнимой» [252] .
252
Джилас М. Время войны, стр. 246.
В данном случае Тито оказался прав, хотя позднее боги, вернее, немецкая армия преподала ему урок, наказав за опасную самонадеянность.
В течение шести недель, отделявших операцию «Вайс» от начала операции «Шварц», партизаны отдыхали, причем не без удовольствия, в деревне Говжа, высоко в горах Санджака. Местная мусульманская милиция сбежала из деревни в леса, но даже там она не осмеливалась нападать на коммунистических лидеров, охотившихся на косуль и оленей.
Тито сопровождала его гражданская жена Герта Хас. Остальные партизанские командиры с удовлетворением отметили, что присутствие Герты производило сдерживающий и успокаивающий эффект на Зденку, сварливую любовницу и секретаршу Тито.
В своей речи, произнесенной на первомайском митинге в Говже, что затерялась высоко в горах Санджака, Тито с уверенностью предсказал, что следующий Первомай они будут праздновать в Белграде.
Одной из причин убежденности Тито стала вера в то, что он наконец-таки начинает завоевывать доверие сербов, столь враждебно настроенных к нему еще полтора года назад.
Партизаны одержали военную победу над четниками в Восточной Боснии-Герцеговине и теперь верили, что их главный враг как в моральном, так и политическом смысле пребывает в отчаянии. В конце февраля в Черногории Драже Михайлович произнес самонадеянную и, возможно, вызванную винными парами речь, в которой он провозгласил, что его враги – это хорваты, мусульмане и коммунисты, и только после того, как он расправится с ними, возьмется за иноземных захватчиков. Старший офицер связи, английский полковник Бейли, услышал эту речь и поспешил доложить о ней в Лондон, где она сыграла на руку тем, кто хотел отказаться от поддержки четников. 11 мая югославское правительство в изгнании, вероятно, не без нажима со стороны англичан, дало Михайловичу инструкции преодолеть разногласия с партизанами и соединиться с ними для борьбы против немцев.