Иприт
Шрифт:
Добродушный прохожий подумал бы, что старичок, так часто всматривающийся в небо, бранился потому, что небо занято рекламным трестом, светящимися ракетами и что наблюдательному старичку трудно распознать, какая на завтра будет погода.
Но не то шептали губы, густо заросшие седой бородой.
Они шептали, что формулы едва ли теперь попадут в Германию к великому Эдгарду, что душа бедного Ганса рассеется над российскими равнинами, как этот розовый дым из парашютных бомб. И к тому еще
Старичок, испуганно вздрагивая горбом, шел торопливо за город, обходя вокзалы и трамвайные остановки. Он был, по-видимому, несказанно беден и не имел двух копеек на трамвай.
На огромной площади национальные меньшинства, обитающие по берегам Каспийского моря, справляли праздник по случаю коммунистической революции в Китае и Польше. Сбор шел в пользу пострадавших племен Индии, усмиренных англичанами при помощи удушливых газов.
Колоссальные толпы народа окружали площадь.
Море устало плескалось вдали.
Каспийское море в этот день особенно сильно пахло серой.
Старичок пробивался к порту. Время от времени он с завистью смотрел на небо, где на дымовой завесе, под соответствующими коммунистическими надписями, Госкино показывало нового американского бога Ганса Река, возносящегося на небо на автомобиле. Дружный хохот толп словно колыхал море.
Все сильнее и сильнее ощущал старичок запах серы.
Он не обращал внимания на джигитовавших наездников.
— Разрешите пройти, — говорил он вежливо, пробираясь.
Дикие крики наездников, вой гончих собак и выстрелы разносились по полянам.
Вдруг храп загнанной лошади раздался за его плечами.
— Гей! — далеко разнесся крик джигита.
Аркан обвил плечи старика.
— Пустите! — закричал он.
Хохот толп послышался в ответ на его крик.
Горб соскользнул у старика на зад, и толпа поняла, что джигиты инсценируют похищение.
— Сюда… ближе… тащит!..
— Маня, на ногу наступила!..
— Граждане, соблюдайте спокойствие!..
— Смотрите, смотрите, тащит!
— А как кричит естественно!
И старик, поняв, что крики не помогут и что пуля теперь не пройдет мимо него, забормотал гимн Христианского Союза Молодежи — «Ты мой спаситель и покровитель…»
Лука седла больно била ему в бок.
Плотный, пахнувший конским потом мешок покрыл его голову.
Его несли.
Мотор загудел, и волна плеснула в борт.
Качало. Словно огромные темные курганы ночью метались перед его глазами.
— Господи! — И он звучно чихнул, открывая глаза.
Распоротый мешок распахнулся, как мантия.
Он лежал на циновках в юрте.
Ковры и расшитые шелком кошмы спускались с громадных сундуков, окружавших круглую, как яйцо, стену.
Кошемная
Горы в тумане. Долина под ногами юрты, стада и пустыня, поросшая желтой травой, и далеко вдали — пески.
И Ганс, — это был он — борода валялась в мешке, — Ганс спросил стражу:
— Где я?
Монгол, не оборачиваясь, бесстрастно ответил:
— Пей кумыс.
Ганс заметил круглую чашку, наполненную белой жидкостью. Выпил он ее, как наказание.
Но опять монгол не ответил ничего.
Формулы целлюлозы Ши лежали нетронутые.
Пустыня была вокруг Ганса, и он растерянно проговорил, глядя на бритую голову стража:
— Разве можно здесь найти гребенку?
И со всем густым немецким отчаянием он впустил пятерню в свои спутанные пыльные волосы.
ГЛАВА 18
Заключающая в себе грустную повесть О ТРЕХ КРЕСТАХ
Известно ли вам, что такое три креста?
Тремя крестами германцы метили свои газовые бомбы, начиненные наивреднейшими ядами. Там был иприт, аксины и, наконец, люизит — газ, который, говорят, мог держаться в почве годами. Газ, который лишает природу ее жизни, газ, который не пропускает ни человека, ни растение, не умертвив его.
Добрую славу трех крестов хотели удержать с собой наши враги.
Но об этом дальше.
Теперь нам хотелось бы поговорить об архитектуре.
Эпохи, подобно переживаемой нами, свой след неизбежно должны оставить вначале в архитектуре, а затем в других искусствах. Пятилетие, начиная от 1920 года, характеризуется нащупыванием новых путей. Литература и театр переживали род некоего упадка, шатания, срывов. Так впервые обученный конь мчится, не понимая пути и жуя удила, которые, кажется, наполняют ему тело. А затем он научится понимать дорогу.
В конце указанного пятилетия по всему СССР началось по почину Доброхима и «Треста» бешеное строительство городов.
Мы не намерены город Ипатьевск, начатый стройкой как раз в то время, мы не намерены, повторяю, изображать Ипатьевск как образец стиля коммуны.
Он далеко не совершенен.
В нем отразилось то преклонение пред американской техникой, каковое мы наблюдали в то пятилетие.
Посмотрите на его небоскребы, виадуки, на его стремление нестись ввысь.
Вглядитесь в это часто довольно-таки грубое подражание Нью-Йорку. Архитекторам были благодарны только кинорежиссеры. Им не было нужды для съемок Америки ездить в Чикаго или Нью-Йорк.