Иркутск – Москва
Шрифт:
По идее, заказ таких монструозных пушек для береговой обороны, особенно в свете опыта минувшей войны, Фишера и компанию переполошить не должен. Я надеюсь. Не зря же Вадик инспирировал выход ряда статей в прессе про то, что Россия после японского нападения излишней доверчивостью страдать не должна, и нет никаких гарантий, что, например, шведы за десять лет при чьей-то помощи не выстроят флот покруче японского. Что уроки дела под Токио заставляют нас задуматься о создании для защиты столицы эшелонированной системы береговых фортификаций, причем с пушками, гарантированно превосходящими корабельные… Главное, конечно, чтобы кроме «узкого круга» никто
— Боюсь только, что при вашей с Вадиком кипучей деятельности, с этим-то и будет главная проблема.
— Слушай, я изящную легенду с двойным дном для супостата породил, а уж гостайну защищать — ваше с Зубатовым дело, ОК?
— Защитим, не волнуйся… И сколько всего пушек ты планируешь для этих фортов?
— Всего для батарей Нарген — Поркалла-Уддского крепостного района на Наргене, Макилуото и Чухнине предполагается заказать двенадцать двухорудийных башен главного калибра. Которые могут быть использованы нами при «могамизации» первых линейных крейсеров, превращающей их в полноценные быстроходные линкоры. Кроме того, для бетонированных позиций шестидюймовок Канэ надлежит разработать специальные противошрапнельные бронеколпаки. Всего получается четырнадцать таких батарей: по четыре на Наргене и в Свеаборге, и по две на Чухнине, Поркалла-Удд и Сурропе. Вот тут пусть французы резвятся. Здесь они и Пермь вне конкуренции…
Подводя итоги. Как ты, Василий, любишь говорить, — чисто теоретически, в сочетании с активными действиями кораблей Балтфлота, включая торпедные катера и подлодки, с минными полями, минно-торпедной авиацией и железнодорожными батареями, эти три «непотопляемых сверхдредноута»: крепость «Нарген», форт «Чухнин» и форт «Император Николай I» на Макилуото, должны намертво перекрыть дорогу в Финский залив любому флоту вероятного противника, не исключая британский Гранд Флит. Да, и не шибко вероятного тоже, типа «Большого Белого», ибо доктрина Монро почила в бозе.
Но галлам и бриттам нужно намекнуть, что вся эта стройка века затевается нами для защиты от немцев. Ибо при всех наших целовашках-обнимашках, особого доверия к тевтонам царь не испытывает. Не говоря уже про царицу-мать. Чтобы давали деньги мусью и сэры, поменьше задавая неудобных вопросов. Ты сам посуди: сможет ли Российская империя в ближайшем будущем выступить против германцев в согласии с франко-русской конвенцией, не обеспечив оборону от растущего как на дрожжах кайзеровского флота собственной столицы должным образом? На дворе не 1893-й год. Уроки Токийской операции говорят о логичности и необходимости таких шагов со стороны нашего морского командования. Не так ли?
— И что эти самые галлы скажут на тему «дать денег», если большие пушки мы закажем у Круппа?
— Хороший вопрос. Господам с «Крезо» и «Шнейдера» даже конкурсную проработку проекта 50-калиберной 14-дюймовки давать нельзя ни в коем случае. Не говоря уж об орудии в металле.
— Надо делать это изделие самим. А немцев привлечь на подстраховку. Причем так, чтобы явно наших ушей поначалу не торчало. Типа, «ну, не шмогла…»
— И как ты себе это представляешь?
— Подумаем. Пока время есть.
Глава 7
Глава 7. Ключик к гайке на пупке
Литерный экспресс «Порт-Артур — Москва», 26–27 апреля 1905-го года
Провожая
В коротком перечне фамилий семь были подчеркнуты: обоих Рудневых — командира корабля и капеллана, а также Балка, Банщикова и Лейкова красной черточкой, а Беренса и Зарубаева синей. Но то была лишь первая прикидка, грубая наводка, так сказать. Для точной, позволяющей список «избранных» сократить или расширить, нужно было тщательно взвесить и сопоставить известные факты, связанные с деятельностью означенных лиц за истекший год с небольшим. Чем, пользуясь мнимой простудой, временно освободившей «главного архитектора» германской морской мощи от обязанности составлять компанию принцу Адальберту с его спутниками, он и занимался.
С момента последнего разговора с «русским Нельсоном» сомнения Тирпица в том, что одному лишь Рудневу были каким-то таинственным, сверхъестественным образом приоткрыты тайны будущего, постепенно переросли в уверенность. Но, судя по всему, Всеволод не был провидцем-одиночкой. Очевидно, что в борьбу за победу над самураями Микадо и грядущее обновление Российской империи вступила организованная группа единомышленников, четко знающих что, как, где и с помощью кого им необходимо предпринять. Поскольку представить, что усилия нескольких «варяжских» офицеров и их корабельного пастора после схватки с эскадрой Уриу у морских ворот Сеула регулярно направлялись и координировались их командиром, было трудно. Или, скорее, невозможно.
Во-первых, у Руднева вдосталь хватало кризисов и текучки на крейсерской эскадре, а позже и на флоте. С учетом того, что Тирпиц прекрасно представлял себе круг задач у начальника на столь ответственном посту, да еще и в военное время, возможностей для регулярной сверки часов с прочими «посвященными» у Всеволода попросту не было. Причем, как чисто физически, так и по причине того, что Банщиков, равно как однофамилец их командира корабельный капеллан, а также и лейтенант Балк, довольно быстро покинули «Варяг». Младший же лекарь крейсера, тот и вовсе уже через несколько часов после дела у Чемульпо.
«Короче, все как в том старом „адмиральском“ анекдоте: „- Почему ваш корабль прекратил стрельбу? — Во-первых, у нас кончились снаряды, сэр! А во-вторых… — Довольно, капитан, что "во-вторых“ уже не важно…» Хотя, во-вторых, будь даже все они тщательно проинструктированы Рудневым, но оставаясь лишь среднестатистическими офицерами Русского флота и представителем их ортодоксального духовенства, пусть и с предельно четко расписанными командиром инструкциями, столь впечатляющих успехов на своих направлениях они вряд ли бы добились. Между тем, информации к размышлению по результатам их бурной деятельности предостаточно. При том, что анализировать что-либо в отношении Руднева никакого смысла уже нет. По причине пусть и несколько завуалированного, но чистосердечного признания самого Всеволода.