Иркутск – Москва

Чернов Александр Борисович

«Вот так, вот. Картина Репина 'Не ждали». Куда нам без него… Сия малява от дражайшего куратора подтверждает, что, во-первых, он Ксюху прекрасно знает и помнит. Понятно, что мог с ней… возможно, еще до меня. Или даже параллельно… Я-то сутками в штабе и на кораблях, а он, типа, у себя в депо или в «Ласточке». Хрен ведь уследишь… Вот ведь, Васечка, устрица же ты и пройдоха!!

Однако, к лешему мелочную ревность. Ибо, во-вторых, условная форма обращения в адресной строке означает ни больше, ни меньше, а заинтересованность как его самого, в частности, так и их Конторы, в общем-целом, в данном вопросе. Что главное. Следовательно,

«оказать содействие» в данной ситуации — вовсе не просьба. Это приказ. Получите, распишитесь, сударик… Ах, Окса, Окса… тихий ты омуток с большими чертями… Но, да, ладно. Посмотрим сперва, что им всем от меня требуется. И можно ли при таком раскладе соединить приятное с полезным. Живем один раз, в конце-то концов.

Короче, так: быстренько грузим обеих в мой вагон, благо там есть три свободных купе. Только, как «быстро», если к нашим внезапным попутчицам прилагается такая непотребная куча приданого? Таскать все ЭТО самому, или местного гауляйтера с его свитой припахать? Нет. Не комильфо-с… Эх, Тихона-то моего я уже отослал на камбуз за чем-нибудь сладеньким и кофием. Уж больно штрудель у немцев был замечательный.

Придется, пожалуй, моим орлам золотопогонным немножко поработать носильщиками. Честь свою офицерскую не уронят помощью женщинам. И будет повод всех быстро перезнакомить, дабы потом лишних вопросов и недоумений не возникло. Девицы будут у нас проходить по графе «знакомые Василия Балка, которым он попросил бывшего командира помочь». Понятно, отказать я не мог, ибо экипажное братство, товарищество и все такое. А традиции, господа офицеры, надобно чтить, уважать и по мере сил подпитывать…

Ха! Нет, вы только посмотрите, их, похоже, даже и звать не нужно. КрасавчеГи! Гревениц, вышедши подымить, усмотрел мою задумчивость подле двух красавиц и сего склада чемоданов, и поднял все общество «по авралу». Даже инвалидная команда поспешает: Костенко бежит со своей примотанной к торсу клешней. «На Колчаковских фронтах раненый». Ага… Кстати, по хитрой морде лица и усам «в струнку», понятно, что у барона нашего к дамам интересу куда больше, чем к их поклаже. Вот за это ему самый здоровый баул и причитается!"

* * *

Колеса ритмично стучали. Однообразно мелькала широкими полянами, тянущая куда-то в туманную даль редколесья тайга за окном. Вечерело… Петрович думал. Думал о странных превратностях бытия, о внезапных и непредсказуемых вводных по воле Небес или преисподней. Думал о великих и не очень шахматных партиях истории, о роли отдельных личностей в них, как правило безгласных пешек. И лишь иногда, опять же — по случаю, играющих фигур.

Рассказ его прежней Владивостокской пассии был одновременно и удивительным до какой-то волшебной сказочности от Шарля Перро, в которую сразу трудно поверить, и по-российски жизненным. Хотя, какая к едреням-феням, сказочность? Молодым и напористым должно везти, не так ли? Особенно, если юное дарование не обделено ни красотой, ни остротой ума, ни денежкой за корсетом? Вдобавок, если природная легкость и живость сего прелестного индивида в сочетании с некоей благоприобретенной (или не благо-, тут с какой стороны посмотреть) слабостью моральных тормозов, благодаря внутреннему стержню характера не выродились в банально-вульгарное, похотливое жеманство. Что случается довольно часто, к сожалению…

* * *

Когда

поезд тронулся, а суматоха погрузки, знакомств и расселений вновь прибывших угомонилась, Тихон с выражением средней силы обалдения на физиономии организовал всем кофепитие с шикарными десертами «от герра Майера». Повар Гогенцоллернов как всегда оказался выше всяких похвал, и его кондитерские изыски пользовалась бешеным успехом. Однако очаровательная попутчица Ксюхи, ограничившись всего лишь одним пирожным, деликатно сказалась подуставшей с долгой дороги. После чего под сожалеюще-понимающие вздохи принимающей стороны отправившись к себе в купе. «Немножечко прилечь».

В тот самый момент, когда ее высокая, ладная фигурка с легким дуновением отдушки тончайшего парижского парфюма скользнула за дверь, Петрович совершенно случайно перехватил восторженный, полный восхищенного изумления взгляд, коим провожал Елизавету Николаевну ошалевший Костенко. И не без легкой иронии отметил про себя: 'Ничего себе у нас из дома пишут! Запал будущий генеральный конструктор, похоже? Хотя, это не удивительно. Девушка-то действительно приятная и скромная. Первое впечатление редко меня обманывает. Кстати, а ведь и она там, на платформе, смотрела на него как-то по-особенному… Ну, как же! «Раненый врагами герой войны», превозмогая боль, ее кофры таскает… Только что тут смешного, спрашивается? Ведь других адмирал Руднев с собой не возит. Не героев, в смысле…

Ну-с, славяне, восславим же Всевышнего за то, что черти с петлей для него малость просчитались. Вот только как эта милая скромница оказалась в компании с нашей оторвочкой «баронессой»? Надо будет поскорее прояснить этот вопрос. Ибо если я паче чаяния все-таки ошибся, и наши гостьи — два сапожка и пара, а «девица Лиза» просто гений женской мимикрии, не закончилось бы для Володи «пришествие богини» второй попыткой. И не превратилась бы в безумную явь моя вчерашняя ложь немцам «во спасение». Этого только не хватало…'

* * *

Но вот, наконец-то, их оставили вдвоем. Последним, почти незаметно, но весьма многозначительно усмехнувшись в усы, ретировался верный Тихон, аккуратно истребив на столе следы трапезы и забрав приборы.

«Такой ты догадливый, дружок мой любезный, панимаИшь… Да, похорошела Ксюха на диво. Не тот несмышленыш, сперва с несчастными, потом с влюбленными глазищами. Хотя, как раз глазища-то эти и сейчас 'ого-го»! Гормоны заиграли будто у молодого, с этим не поспоришь. Только ни черта ты не угадал, друг ситный. Как говорится, обстоятельства изменились. Именно они рулят миром и людьми, а вовсе не наши сиюминутные хотелки. Как бы мы не уверяли себя в обратном, разве не так?

Только как ей сказать? Что все в прошлом, и я люблю другую?.. Вот так вот, сразу и в лоб? Что считаю ее авантюристкой, выдающей себя за другого человека с непонятными для мне целями? Хотя, почему, собственно, с неясными? Или на лице все не написано? Если весь этот цирк с конями разыгран лишь для того, чтобы повиснуть у меня на шее, спровоцировать развод, и скоренько потащить под венец, то хрена с два ты угадала. Меня вашими классическими хохляцкими заходами покорительниц столиц так просто не возьмешь. Воробей уже стреляный. Причем еще в той жизни, лет так девяносто тому вперед.