Ирландская роза
Шрифт:
«Дело в Шоне», – понял Хью. Было совершенно ясно, что милый дядюшка нередко пускал в ход свои громадные кулаки. И хотя этой маленькой, прекрасной, своенравной женщине сейчас не помешала бы хорошая трепка, Хью никогда не позволил бы себе ничего подобного. У него просто в голове не укладывалось, как можно ударить женщину!
Карие глаза Хью потеплели, и он с сочувствием посмотрел на невесту. Господи, как же она настрадалась за годы жизни с Шоном!
– Прошу вас, не рискуйте понапрасну. Поберегите себя – хотя бы ради ребенка, которого вы носите, – тихо проговорил Хью.
Но
– Я не нуждаюсь в ваших заботах, – высокомерно заявила она. – Или вы думаете, что вам лучше знать, как вести себя беременной женщине?
– Если вы родили одного ребенка, – возразил Хью, – то это еще не значит, что вам теперь известно об этом все на свете!
– А вы, милорд, скольких детей родили вы? – резко осведомилась Кэтрин. – Я ношу уже третьего!
– Третьего?! – изумился Хью. – А что же случилось со вторым?
– Я упала, – буркнула молодая женщина, и лицо ее исказилось от болезненных воспоминаний. Рассказывать при посторонних, как все было на самом деле, ей совершенно не хотелось.
– Упали? С лошади? – спросил Хью, пытаясь понять, что же тогда произошло. Впрочем, он тут же пожалел о своих словах.
Кэтрин вздрогнула, как от удара.
– Моя прошлая жизнь вас не касается! – срывающимся голосом прокричала она.
– Пойдемте, мадам, – твердо проговорил Хью, – ничем тяжелее рукоделия вам до родов заниматься нельзя!
– Идите к черту! – выпалила Кэтрин и сердито отвернулась от него.
– Что вы собираетесь сейчас делать? – строго спросил Хью.
– Ах, простите, милорд. Нам с Мев запрещено выходить в сад? – съязвила она.
– Нет.
– Прекрасно! – Не сказав больше ни слова, Кэтрин повернулась на каблуках и, надменно вскинув голову, пошла прочь.
Хью смотрел, как она уходит, сердито покачивая бедрами, и скрипел зубами от ярости. Наконец он огляделся, заметил Патрика и тут же, к восторгу зрителей, сорвал на нем свою злость.
– Научи Полли ездить верхом, – мрачно распорядился Хью. – Леди Кэтрин хочет, чтобы ее горничная умела держаться в седле.
Выругавшись про себя, Патрик сердито посмотрел на застенчиво улыбающуюся Полли. Но когда его взгляд упал на пышную грудь девушки, Патрик вдруг весело ухмыльнулся.
«Черт возьми, – подумал он, – учить Полли верховой езде – не такое уж неприятное дело!»
Кэтрин в наряде для пикника сидела в саду на траве, прислонившись к дереву. Закрыв глаза, она полной грудью вдыхала дивные ароматы, разлитые в воздухе.
«Я – пленница Хью», – мрачно думала Кэтрин. Ей отчаянно хотелось разрыдаться. Она чувствовала себя птицей в золотой клетке. Да, тюрьма ее была роскошной, и все же это была тюрьма!
Кэтрин открыла глаза. Перед ней стояла Мев и что-то ей протягивала. Разглядев, что именно сжимает в кулачке малышка, Кэтрин рассмеялась до слез. Мев держала в руке любимые цветы Хью, которые умудрилась с корнем вырвать из земли. Вытерев слезы, Кэтрин с улыбкой приняла подарок дочери, сплела из цветов венок и торжественно возложила его на рыжекудрую головку Мев.
– Надо, чтобы и у тебя была корона! – воскликнула девочка, в восторге
Кэтрин сплела второй венок, и Мев по всем правилам короновала мать этой прелестной цветочной гирляндой.
– Нужно сплести корону и дяде Хью, – заявила малышка.
– Сомневаюсь, крошка моя, что дядя Хью захочет надеть корону из цветов. Золотой венец устроил бы его куда больше, – со вздохом ответила Кэтрин, но, взглянув на удрученное личико дочери, поспешно добавила: – Впрочем, может быть, пока ему понравится и эта.
Мордашка Мев просветлела, и Кэтрин принялась за работу.
Хью в одиночестве размышлял у себя в кабинете. Здесь молодого человека и разыскала Пег. Постучавшись и войдя, она объявила:
– Прибыли лорд Фицджеральд и Фиона!
– О, проводите их сюда, – распорядился Хью. Он надеялся, что Фиона Фицджеральд будет держать себя в руках и не наговорит Кэтрин никаких глупостей. С приветливой улыбкой Хью встретил гостей на пороге кабинета, сердечно поздоровался с ними и пригласил их войти «в его скромную обитель».
Лорд Фицджеральд был уже далеко не молод, но все еще поразительно хорош собой. Голову его венчала густая копна серебристо-седых волос, а тело казалось крепким и поджарым. Он отличался ярким живым умом, что шло Дублинскому парламенту лишь на пользу. Единственным недостатком этого вельможи была удивительная снисходительность, с которой он относился к выходкам своей обожаемой дочери. Впрочем, его можно было понять: других детей у него не было.
Вслед за своим отцом в комнату величественно вплыла Фиона Фицджеральд – гордая, надменная и ослепительно прекрасная. Ее темно-каштановые волосы, голубые, как сапфиры, глаза, пухлые розовые губки и нежный атлас кожи многие поэты с удовольствием воспели бы в стихах, а придворные – в прелестных мадригалах. Воистину, о такой женщине любой мужчина мог только мечтать. С поразительной красотой Фионы соперничало лишь ее высокомерие – естественный результат слепой отцовской любви.
– Простите нас за вторжение, – извинился лорд Фицджеральд. – Получив от вас приглашение на свадьбу, Фиона вбила себе в голову, что должна познакомиться с невестой. Скоро ты сам убедишься, мой мальчик, что женщины – невероятно упрямые существа: поджарят тебя на медленном огне – но своего добьются!
– Кажется, я уже сейчас готов согласиться с вами! – воскликнул Хью, вспомнив упорное нежелание Кэтрин спокойно сидеть дома и заниматься рукоделием.
О'Нейл вздохнул и вновь любезно улыбнулся гостям.
– Прошу вас, садитесь! – радушно предложил он.
Лорд Фицджеральд с дочерью расположились у камина, а Хью принес еще одно кресло из дальнего конца комнаты.
– Я позову Кэтрин, – сказал молодой человек и шагнул к двери.
Но она внезапно распахнулась, и в кабинет влетела Кэтрин с Мев на руках. Не успел Хью и рта раскрыть, как Мев водрузила ему на голову «корону», а Кэтрин громко расхохоталась.
– Ваши слуги всегда так бесцеремонны? – с издевкой спросила Фиона.
– О! – Кэтрин обернулась на голос. – Простите, милорд, – смущенно сказала она Хью. – Мы не знали, что у вас гости.