Иронические юморески

Носов Николай Николаевич

Поэзия — это когда слова произносятся как бы сами собой, словно рождаясь внутри нас.

Поэзия — это как мелодия в музыке, слушая один из чередующихся звуков которой, уже догадываешься, какой должен быть последующий звук, в результате чего словно сам творишь эту музыку или сочиняешь стихи.

Поэзия — это когда слова опережают мысли, а мысли опережают слова, и вообще творится что-то несообразное, но вместе с тем глубоко близкое, нужное и понятное каждому.

Поэзия — это то, что хочется повторять, поражаясь глубиной мыслей и силой чувств, выраженных в обыкновенных, простых человеческих словах.

Поэзия — это… Нет, трудно определить, что такое поэзия. Гораздо легче определить, что такое

не поэзия. Хотя нет! Это тоже чертовски трудно. Да и зачем это нам? Пусть поэты сами решают, что такое поэзия. Пусть им в этом помогают литературоведы. А мы посмотрим, что выйдет.

Стр. 139. …поэт только и ищет, с какой бы стороны прицепиться к этим предметам, чтобы получились стихи. Теперь появилось новое направление в поэзии. Поэт уже не выходит на улицу и не глядит вокруг, а сидит дома и читает энциклопедию или научно-популярный журнал. Попадется ему заметка о холестерине он тут же и пишет:

Из заметки я узнал секрет один: Растворяется в крови холестерин. Ну, а если растворяется, Значит, можно кушать яйца.

Такое направление в поэзии получило название интеллектуализма, а подобного рода стихи называются холестериновыми.

Стр. 145. …уши — лужи. И теперь дело не лучше. Рифмуют: «природа — работа», «тесна — светла»… И действительно, чего стесняться. Ведь рифмы как-никак сковывают, а сейчас нам важнее всего раскованными ходить. Главное же, чтоб не думать, мозги не напрягать.

Что представляет собой рифма? Рифма — это созвучие, благодаря которому одно слово вызывает в памяти другое (мы как бы еще раз возвращаемся к первому рифмованному слову). В результате фонетической схожести слова обращают на себя наше внимание, и мы полнее, глубже постигаем их смысл. Чем талантливее (звучнее, богаче, неожиданнее) рифма, тем крепче слово вызывает в памяти другое, тем сильнее выражается содержание слов (мысль). И наоборот, чем слабее, беднее, затасканнее рифма (чем она менее талантлива), тем хуже слово вызывает в памяти другое, тем скорее ускользает от нас смысл. Слова как бы пролетают мимо ушей, не застревая в сознании, или тут же вылетают из головы.

Звучность рифмы определяется не наличием одной лишь ударной гласной, но вместе с ней и наличием послеударной согласной в рифмующихся словах. Рифма богаче, если созвучны и предударные согласные. Например: «природа — народа» — рифма звучная и богатая (сейчас не говорим об оригинальности). Рифма «природа — свобода» уже беднее, хотя еще звучная. Рифма «природа — ворота» — уже и не звучная и крайне слабая. А вот «природа — работа» — это уже совсем «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Такая рифма именуется рифмой только потому, что стоит в стихах на месте рифмы, а на самом деле — не рифма вовсе. Поэту, употребляющему такие псевдорифмы, легко живется на свете. Все доступно его уму. Стихи он может писать уже не километрами, а мега-парсеками, проникая с легкостью необыкновенной в мыслях в отдаленнейшие галактики Поэтической вселенной. Счастливый, как говорится, путь! Ни пуха ему, ни пера!

Стр. 147. …хотелось провести анализ такого явления: почему, например, у Маяковского замечательно рифмуются слова, окончания которых совсем не похожи: «обнаруживая — оружие», «в слезу бы — обеззубел», «выжиг — книжек». Для такого анализа многие пуды можно было бы исписать. Это нам не под силу. Скажем коротко. Даже самые неожиданные рифмы у Маяковского — звучные, почти всегда полные, почти всегда богатые, часто не просто богатые, а щедрые, многозвучные, полифонические. В приведенных рифмах

совпадают не только ударные гласные, но и предыдущая и последующая согласные «руж-руж», «зуб-зуб», «жик-жик» (произносится «выжик-книжик»). В рифме: «обнаруживая — оружие» к основе рифмы приплюсовывается неударная гласная: «аруж-аруж» (произносится «аружие»). Точно так же и в словах «выжиг-книжек» рифмуются «ыжик-ижик». В рифме «в слезу бы — обеззубел» какую-то роль играет имеющийся в обоих случаях звук «л». Или вот неожиданная рифма из стихотворения «Праздник урожая»: «ни около — и свекла». Основа рифмы: «ок-ок» (произносится «свьокла»), но она обогащена посредством последующей «л» и предшествующей «и».

Все это, конечно, не с потолка падает. Тут поработать надо, поискать, попромывать золотоносный песок. Правда, и у Маяковского бывает, что не совпадает послеударная согласная: «ночам — начал», да как-то оно у него и тут, словно вопреки здравому смыслу, звучит. Какой-нибудь незадачливый поэт и в своих стихах подпустит что-нибудь этакое, но у него не звучит почему-то, словно на зло (у людей, как говорится, и долото бреет, а у нас и бритва не берет). Конечно, и тут можно доискаться, почему в одном случае звучит, а в другом не звучит, но это уже, как говорится, предмет специального исследования.

ТРАКТАТ О КОМЕДИИ

Стр. 183.…для желающих написать комедию есть еще много возможностей. Возможности действительно имеются. Это правда. Но как писать? Однажды пошел в театр. Публика еще не заполнила зрительный зал. До звонка еще далеко. А занавес — не поймешь, что с ним: не то он открыт, не то не закрыт. Потом оказалось, что его вовсе нет (новаторство). В перерывах между картинами появлялись какие-то тщедушные женщины и волочили со сцены деревья, изображавшие лес, а вместо них тащили на сцену тяжелую мебель: шкафы, диваны, столы, после чего являлись здоровенные дяди и начинали изображать среди этих аксессуаров различные свои переживания и чувства. Было как-то непривычно и почему-то неловко.

В следующий раз прихожу в театр: уже нет не только занавеса, но и декораций никаких нет. Сцена еще, правда, есть, и актеры кое-какие имеются, но их непрерывно вертят на вращающемся кругу или заставляют ходить по наклонной плоскости. В результате на лицах актеров, вместо игры, вместо вживания в образ, — озабоченность, как бы не потерять равновесия во время вращения, как бы не поскользнуться на покатом полу. Один из актеров в конце концов все же поскользнулся и шлепнулся носом. Было смешно, хотя в этот день была не комедия, а так называемое «ни то ни се», то есть не драма, не трагедия, а просто пьеса в двух актах.

Когда я пошел в театр в следующий раз, то уже не только занавеса и декораций, но и самой сцены не было. То есть сцена была, или, вернее, было место, где сцена была, но актеров на ней не было, а были стулья для зрителей. Пришлось самому на сцене сидеть. Было и непривычно, и неуютно, и как-то неловко. И не смешно.

С тех пор в театр меня уже как-то не тянет. Сижу дома. О новых новациях узнаю только от знакомых по телефону и вообще питаюсь всякими слухами. Говорят, теперь уже и актеров в театре скоро не будет. Или актеры еще пока будут, но играть не будут. Говорят, некоторые театральные режиссеры будто бы уже свели количество актеров в некоторых пьесах до минимума, то есть до двух человек. Некоторые, хотя и оставили прежний состав актеров, но заставляют их не играть, не произносить слова с соответствующими интонациями, стараясь передать обуревающие их чувства, а бесстрастно цедить текст сквозь зубы, с неподвижным, словно маска, лицом (современный стиль), чтобы не отвлекать зрителя от режиссерской трактовки пьесы какими-то там переживаниями и психологизмом.