Иржик Рыболов или Рыцарь Серебряной пряжки
Шрифт:
Мальчики, проводите пани, мне слезть трудновато.
Ну, Иржик Рыболов, тебя ведь так зовут? – кто-то хрюкнул не сдержав смешка, и пан Карел, мгновенно достав из-за спины аршин, легонько «приласкал» нарушителя порядка, – иголку хоть раз в руках держал?
– Держал, – буркнул Иржик.
– Нитку вдеть сможешь?
– Кто ж её не вденет?
– Вот и чудненько! Сегодня всё твоё дело глядеть да на ус мотать. Да принести-подать, коли кому что понадобится. А понадобиться может многое – кому мел, кому утюг…
– Может я лучше откромсаю чего, или пришью?
– Так вот сразу
– Велика премудрость! Что я, сам не сумею?
– Ну, сумеешь, так сумеешь. Помнится, где-то здесь лежал мой любимый отрезик… Пан Чеслав так и не удосужился за год хоть разок заглянуть на примерку.
– Он бы, может, и удосужился, да в долговую яму угодил.
– А вам, зубоскалам, что в том за радость? Ага, вот и он! – Пан Карел положил перед Иржиком два канареечно-жёлтых куска ткани. – Запоминай: это – полочка, это – спинка, это – лицо, это – изнанка. Не перепутаешь, разберёшься? Вот нитки, вот игла – дерзай!
– Напортачит! – не сдержался младший из подмастерьев.
– Напортачит – распорем.
Все отложили работу и мастеру пришлось прикрикнуть
– Ну-ка, оболтусы-обормоты-бездельники, за дело, вы сюда не в цирк пришли!
Иржик отмотал от катушки нитку подлиннее и, послюнив конец, вдел её в ушко иголки. Потом, вспомнив, что мать завязывала на конце узелок, покатал нитку в пальцах – получилось нечто вроде лохматого паучка.
Что там пан Карел показывал? Ага, вот это надо пришить к этому. Точно! – Иржик положил ткань на колени поудобней, ткнул иголку, чуть не взвыл от боли, но сдержался. Ничего, он справится, тоже мне – великое искусство! – Иголка вниз – иголка вверх, потянул, иголка вниз – иголка вверх, потянул, нырнула – вынырнула… Гляди-ка, дело пошло! Правда, швы ложились вкривь и вкось, нитка путалась, крутилась, вилась петлями, – ну да ничего, тут оборвём, там откусим и вперёд!
– Ну что, юноша наш самостоятельный, поглядим, как твой шедевр поживает?
– Я только начал.
– Ничего, доброе начало полдела откачало. Давай-ка, давай сюда свою работу.
– Он с ней так сроднился, что оторвать от себя не в силах!
Иржик готов был сквозь землю провалиться. – Ну как? как он умудрился пришить эту тряпку к собственным штанам?!
Сдавленные смешки стихли под укоризненным взглядом пана Карела.
– Подумаешь, перестарался человек, с кем не бывает. Ну-ка, Франтишек, помоги, подпори шов.
Пухлощёкий Франтишек подкатился шариком и, чикнув маленькими ножничками, живо освободил Иржика от ткани и ткань от Иржика.
– Так-так-так, посмотрим, что у нас получилось… – Ага, плечо ты пришил к подолу. Горловину просто стянул ниткой. Крепко стянул, основательно. – А ведь прелестно получилось, и главное – оригинально!..
– А куда теперь пан Чеслав голову просунет?
– Ты уверен, что у пана Чеслава есть голова?
Теперь уже никто не в силах был сдержаться, и оглушительный хохот сотряс мастерскую. Иржик залился краской, буркнул что-то себе под нос и выскочил на улицу,
Дома он на все расспросы матери отвечал одно:
– Нет, ма, ты как хочешь, а я туда никогда не вернусь!
– Что ж, значит завтра отведу тебя к пану ПЕтру. Пусть научит тебя горшки да миски обжигать. Хорошая посуда людям всегда нужна, без куска хлеба не останешься. А пока, раз уж ты дома, поможешь мне по хозяйству.
До позднего вечера в доме находилась работа – это вытри, то принеси, лестницу подержи, ложки оловянные мелом начисть, так что улизнуть к приятелям не удалось.
Похоже, мать здорово на него осерчала. А ночью Иржик всё не мог заснуть, он гладил маленькую серебряную пряжку и слышался ему нежный девичий голос:
– Спаси меня, Иржик! Спаси! Я принцесса Розамунда!
Мастерская пана ПЕтра стояла на низком берегу Свратки. Сразу за забором была выкопана глубокая яма, рядом валялись вёдра и корыта пустые и наполненные глиной, Чуть подальше вросли в землю тяжеленные кадки, где глина отмокала. И чуть не у самого порога в громадном корытище, держась друг за дружку, чтобы не проскользнуться, топтались, толкались и пинались два чумазых паренька. Оба по самые вихры были заляпаны глиной, сходство с поросятами, дорвавшимися до грязной лужи, было поразительным, разве что мальчишки не хрюкали от удовольствия.
В большой комнате красовалась печь, всюду на полках, на лавках и козлах сохли горшки, миски, кувшины, а на кривых табуретах сидели мастер Петр и его подмастерье и босыми ногами крутили гончарные круги. Мастер что-то мурлыкал себе под нос, ну точь-в-точь отец, когда работа ладилась, а подмастерье насвистывал не в лад.
Мастер и подмастерье поклонились в ответ на приветствие, но работу прерывать не стали.
Подбежал конопатый мальчишка, приволок чистый стул и усадил гостью.
– Ну что ж, пани Катаржина, коли лежит у Иржика душа к нашему делу, возьмусь обучать его ремеслу. – Что, парень, не против руки в грязи марать? Говорят, сам Господь такой работы не гнушался.
Тем временем, под руками самого пана Петра поднялась, закружилась высокая широкогорлая крынка. Полюбовавшись на неё с минутку, гончар прихлопнул глину ладонью, скатал в колобок, и, снова крутанув ногой щербатый круг, стал вытягивать стенки новой посудины.
– Что рот раскрыл, галчонок?
– Зачем Вы её так?.. Она была такая красивая!
– А будет ещё краше. – Глина как тесто, любит, чтобы её семь раз осадили да восемь вымесили.
– Но зачем?
– Затем, чтоб посуда вышла звонкая да крепкая.
Вы, пани, не бойтесь, оставьте своего паренька здесь на часок-другой, никто его не обидит.
Ну, а ежели выйдет из смотрин толк, пусть тогда пан Якуб приходит, пива бутылочку приносит, мы с ним по стаканчику светленького разопьём да по душам потолкуем. Зря только мальчонка сюда как в ратушу вырядился, вы ему рваньё какое поищите – у нас, у горшечников, куда ни кинь, всюду глина, ну как с глиной возиться, да рук не замарать?
Едва мать скрылась за дверью, Иржик подошёл поближе к гончарам.