Исаакские саги
Шрифт:
Средняя литература, если она не лжива, хотя бы оставляет свидетельства о прошедшем времени. В противном случае она лишь свидетельствует о состоянии культуры автора и общества его породившее. Возможно, Тина Вадимовна искренне верила в реалии написанного ей, но внутренний бес видно подталкивал ее оставить после себя нечто более весомое. Уровень ее понимания бытия и привел даму сию к помощи энтузиастам борьбы с раком. Она с жаром искреннего бескультурья бросилась в омут шарлатанства и невежества среди разных людей, кстати, тоже искренне веривших в свои, якобы великие открытия в деле уничтожения рака. Вообще-то, вполне достойное
Прототип ее героя был вполне удовлетворен своим преображением под пером Смоляевой, читая про себя столь возвышенные строки. Дружба их была искренняя и устойчивая. Великая беда не миновала и её героя. Его также постигла тяжкая болезнь, которой Тина Вадимовна нынче отдавала все, что имела. Беда эта обнаружилась, когда медицина уже была не в состоянии помочь. Тина Вадимовна, вообще в грош не ставила медицину официальную, а тут и вовсе были на то вполне веские причины. И никто в нее не бросит камень за то, что она прибегла к помощи своих друзей, пытавшихся лечить, или делать вид — кто знает. Бог им судья.
…Ну, так вот, Борис Исаакович, очень прошу вас принять сегодня участие в консилиуме в качестве представителя вашей науки. Мне кажется, вы вполне лояльно относитесь к различного рода поискам исцеляющих средств.
— Разумеется, если это уже ничему повредить не может, не отвлекает от возможной еще помощи средствами апробированными, нам известными.
— Мы сейчас не будем вдаваться в дискуссию. У меня есть свое мнение — оно неоспоримо. — Борис и не думал спорить, тем более, с тем, что уже заранее неоспоримо. К тому же в каких спорах истина рождалась? — Если вы не против, я жду вас у себя в шесть часов и мы поедем на моей машине. А потом я вас отвезу домой. Нет возражений?
— Разумеется, Тина Вадимовна. Я готов.
— Ну, так до скорой встречи сегодня у меня в шесть часов.
Ту-ту-ту… Тина Вадимовна закончила разговор энергично, в отличие от обычного для неё долгого обсуждения положения в онкологии в мире, в Советском Союзе, и ее отношения ко всякому официальному лечению.
Борис встал и пошел в душ. Ситуация без обязанностей и обязательств завершилась довольно быстро. Но полностью ощущение павшей на него свободы пока не исчезло.
Он стоял под душем весь в пару, словно готовился к поступлению в ад, а для попадания туда необходимо сдавать какие-нибудь приемные экзамены. Под горячими струями, из-за пара в запотевшем зеркале он себя не увидел, а потому, продолжая перегреваться, думал о вечном.
«Желание и любовь бороться уже многих в истории нашей земли подводили, как людей, так и целые сонмища их в любой форме. Смоляева борется с раком и от этого чрезвычайно собой гордиться».
Как бы пренебрегая физическим дискомфортом, Борис опрокинул на себя вслед за струями горячими душ холодный, что исторгло из него вопль страстный от радостного ощущения перемен в теле, да и в жизни вообще. Дома никого не было, и вопль его был предназначен лишь собственному самоутверждению.
Тина Вадимовна с ее просьбами, уверенностью и напористостью не сумела пока снять радость первого дня отпуска свободного от всякой всячины. Смотаться на консилиум — обязанность пустяковая. Сделаем.
Звонок телефона приветствовал его выход из ванной комнаты. Но он не испугался нового звонка — он ждал его.
— Говори.
— А
— Этого быть не могло. Я чувствовал.
— Ладно. Где носило? Второй раз звоню.
— Под душем. Звонка там не слышно.
— Экой чистюля! Сам говоришь — от грязи микроб дохнет. Да кто тебе поверит теперь?
— Ты и поверишь. А не поверишь — ходи голодный.
— Кстати, об этом. Не пора ли пройтись нам по вольным улицам вольного города, хотя у меня в кармане есть только сигареты и спички… Ну и носовой платок с ключами от дома, где деньги пока… уже… еще не лежат.
— Я буду несколько авантажней — у меня рубль, а завтра грядут отпускные.
— Завтра! Завтра будут иные думы. Так я тебя жду как обычно. Через полчаса будешь?
И вот они идут по улице, свободные, тридцатилетние, политически безграмотные, с одним рублем на все карманы в двух портках, ибо пиджаков по случаю жаркой погоды на них не было. Борис Исаакович и Владимир Павлович — русские интеллигенты, жаждущие выпить и насладиться свободой от работы, своих семей и прочих обременительных буржуазных или гражданских обязанностей современного человека.
Жара! Томимые ею, они жаждали выпить. Но, несмотря на естественную потребность летом к прохладительным напиткам или, в крайнем случае, к холодному пиву, они алчно пылали в тот день страстью, как раз, напротив, — к напиткам горячительным. Что поделаешь, коли у свободного русского интеллигента любой национальности сегодня начинается отпуск, а жены и дети уже отбыли на отдых.
— Барс Сакыч! Рубль не деньги, выпить надо, так выпьем, как все респектабельные люди коктейль из соков. Видишь впереди заведеньице озаглавленное «соки натуральные»?
Понимая, что ничего выше «натуральных соков» им сегодня не светит, они и вошли в вышеупомянутое заведение исполнить свою мечту — промочить горло. Людьми Флинта почувствовать себя им только грезилось.
По пятьдесят копеек на брата — для соков в то время было, как говорится, более чем достаточно. По их просьбе им дали пивные кружки, и они там смешали разные количества, в нормальной жизни соков несовместимых. Понемногу там смешались томатный и вишневый, яблочный, сливовый, а может, даже манговый и мандариновый. Под одобрительный смех продающей феи, они размешали все ложечкой, потом спросили килечку, что вызвало смех и у праздной публики вокруг. Озорство было очевидно и вокруг, как им казалось, их осеняли лишь доброжелательные улыбки.
Но нет! Из угла послышалось ворчание. И не поймешь — мужское или женское недовольство включилось в их игру. «Ничего в простоте не сделают. Все насмешечки над нами. Им бы только дурить русский народ» Никто и внимание не обратил на этот рокот из народа. У Бориса лишь промелькнуло сказанное, да и то в ушах только, а не в мозгу. Общая обстановка шалости и баловства, по существу, не была омрачена этим рокотом из народных глубин.
С печалью и горечью прошли они мимо ВТО, тогда еще не сгоревшего, всегда готового принять в ресторане своем каждого сподобившегося попасть, правдою ли неправдою, в сонм допущенных. Борис в начале года оперировал по поводу аппендицита мужа секретаря директора дома, которая в виде ли взятки иль побора, уж как это могли назвать, вечно бдящие за нравственностью народа, газеты, незаконно приобщила хирурга к богемной элите, пропуском в ресторан на текущий год. Пропуск-то есть, но базы материальной…