Исцеление для неисцелимых: Эпистолярный диалог Льва Шестова и Макса Эйтингона
Шрифт:
1. Т. е. от Ф.И. Ловцкой.
2. В августе Эйтингоны находились в горном курортном баварском городке Badersee.
3. См. прим. 13 к письму 4, от 16 января 1924 г.
4. Неустановленное лицо.
5. См. прим. 7 к письму 11, от 6 июля 1924 г.
6. См. прим. 6 к письму 11, от 6 июля 1924 г.
7. Т. е. позвонить Райгородским.
8. См. прим. 4 к письму 4, от 16 января 1924 г.
15
ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ*
Ch^atel-Guyon (Puy-de-D^ome)
Pension Kremer
12. IX. <19>24
Дорогой
Наши письма, действительно, разошлись: на другой день, как я отправил Вам свое, пришло Ваше.
Большое спасибо Вам за заботы о моих американских делах. Нужно, конечно, и в этих, как и в прочих делах, терпение. Ведь и с французскими, и с немецкими изданиями долго тянулось, с итальянским все еще тянется. [1]
Между прочим, когда я был в Pontigny, пришло письмо от Karl Einstein’а, [2] в котором он мне сообщает, что он сейчас очень близок к издательству Kiepenteuer <sic> [3] и что он предлагает мне у этого издателя выпустить одну из своих книг. В Pontigny было несколько немцев, между ними Max Scheller [4] и Сurtius [5] (с Шеллером я, между прочим, очень сошелся, он оказалось – в этом я убедился из беседы с ним – хорошо прочел Т<олстого> и Д<остоевского> [6]). Я спросил его о Kiepenteuer’е. Он сказал, что это один из лучших нем<ецких> издателей. Тогда я написал Marcan’у – ссылаясь на Шеллера. Но и это не помогло – Маркан до сих пор не дал своего согласия. Т. к. мне хочется быть оптимистом, то я стараюсь думать, что это к лучшему. И, в самом деле, если только в Германии условия изменятся, все вероятия, что и Маркан будет иметь больше возможностей печатать и эту возможность использует.
Сегодня получил письмо от Гершензона. Он до сих пор жил в санатории под Москвой, теперь едет в Гаспру, под Севастополем. Говорит, что за лето окреп. Я надеюсь, что в Крыму он еще больше окрепнет и что помощь пришла вовремя к нему. Живется им очень нелегко. Все уплотняют – существование постоянно отравляется борьбой за всевозможные мелочи. Вдобавок ко всему жена его руку сломала. [7] Я даже не представляю себе, что с ними было бы, если бы его не поддержали.
Мирра Яковлевна может рассчитывать, что на том свете ей много грехов простят за ее хлопоты! И вообще жизнь в России трудна – а для такого человека, как Гершензон, она ужасна. А В. Иванов – уже в Берлине. [8] Очень жаль, что меня там нет: я бы его Вам показал – есть что посмотреть. [9]
А Вы все-таки, Макс Ефимович, не очень уж погружайтесь в работу и не забывайте «режима». Берите пример с меня: я все отдыхаю и лечусь, лечусь и отдыхаю. Все время почти ничего не делал – только изредка в Вашего Dilt<h>ey заглядывал и каждый раз мысленно благодарил Вас: его книги мне очень и очень полезны… [10]
Из Ch^atel’a поедем в Vichy. А<нна> Е<леазоровна> могла бы уже уехать, т. к. работа у нее окончилась, но она не хочет меня бросить и пробудет со мной здесь до конца моего лечения, то есть до 20–22/IX. В Vichy наш адрес: Villa le Rocher, Rue du Rocher, Vichy. А где будем жить этой зимой в Париже – пока не знаю. Знаю только, что до 15 октября квартира не будет готова.
Всего Вам доброго. Обнимаю Вас. Привет сердечный Мирре Яковлевне.
Ваш Шестов
P.S.
* Значительная часть письма – от слов «Между прочим, когда я был в Pontigny…» до «…и пробудет со мной здесь до конца моего лечения, то есть до 20–22/IX» – с мелкими неточностями приведена в кн. БарановойШестовой, I: 312–13.
1. См. прим. 6 к письму 13, от 4 августа 1924 г.
2. Карл Эйнштейн (1885–1940), немецкий писатель, историк искусства, литературный критик.
3. Речь идет о немецком издательстве Густава Кипенхоера (1880–1949), которого Шестов ошибочно называет Kiepenteuer (правильно: Kiepenheuer). В этом издательстве книги Шестова не выходили.
4. Макс Шелер (1874–1928), немецкий философ и социолог, один из основоположников философской антропологии; профессорствовал в Кельне (1919–28), затем во Франкфурте (1928).
5. Эрнст Роберт Курциус (1886–1956), немецкий филолог, переводчик, специалист по романским литературам.
6. Шестов имеет в виду переведенную на французский язык Б. Шлецером свою книгу Les r'ev'elations de la mort: Dosto"ievsky – Tolsto"i (Paris: Plon, 1923), составившую 1-ю часть вышедшей впоследствии книги На весах Иова (1929).
7. Жена Гершензона Мария Борисовна (урожд. Гольденвейзер; 1873–1940), сестра пианиста и композитора, музыковеда и музыкального педагога А.Б. Гольденвейзера. Происшествие, в результате которого Мария Борисовна сломала руку, описано в книге воспоминаний ее дочери:
На лестнице, когда она спускалась к парадному выходу, у нее закружилась голова, она упала и, пролетев вниз целый пролет, инстинктивно уперлась правой рукой в стену с такой силой, что сломала руку повыше кисти. Перелом оказался нехорошим, сломаны были обе кости. Руку положили в гипс и сделали это неудачно. Кость срослась неправильно, так что рука осталась искривленной, и мама ею с трудом владела до конца жизни. <. > Мама была одна дома; папа находился в санатории под Москвой, в Серебряном бору (Н.М. Гершензон-Чегодаева. Первые шаги жизненного пути (воспоминания дочери Михаила Гершензона). М.: Захаров, 2000, с. 257).
8. В августе 1924 г. Вяч. И. Иванов был командирован за границу по линии Наркомпроса и через Берлин отправился в Рим.
9. Образ Вяч. Иванова-философа представлен Шестовым в статье Вячеслав Великолепный. К характеристике русского упадничества (Русская мысль, 1916, № 10, сс. 80-110), прочитанной в виде доклада 4 ноября 1916 г. на заседании Религиозно-философского общества и впоследствии включенной в его кн. Власть ключей. О времени, когда статья создавалась (лето 1916 г.), знавшая обоих и наблюдавшая их вблизи Е. Герцык вспоминала:
Нас с сестрой особенно тешило эстетически, когда сходились Шестов и Вяч. Иванов – лукавый, тонкий эллин и глубокий своей одной думой иудей. Мы похаживали вокруг, подзадоривали их, тушили возникавший где-нибудь в другом углу спор, чтобы все слушали этих двоих. И парадоксом казалось, что изменчивый, играющий Вяч. Иванов строит твердыни догматов, а Шестов, которому в одну бы ноту славить Всевышнего, вместо этого все отрицает, подо все ведет подкоп. Впрочем, он этим на свой лад и славил (Евгения Герцык. Воспоминания. Paris: YMCA-Press, 1973, с. 111).