Исцеление наших самых глубоких ран. Холотропный сдвиг парадигмы
Шрифт:
Я надеюсь, что все, что было сказано выше, является адекватным ответом на первый из заданных мною вопросов: «Как могли древние индейцы племени майя обнаружить что-то, что будет с человечеством в XXI в., две тысячи лет назад?» Тема путешествия героя, о котором писал Джозеф Кемпбелл, подводит нас к ответу на второй вопрос: «Если пророчество индейцев племени майя не имеет отношения к концу света и физическому уничтожению человечества, а вместо этого имелась в виду глубокая коллективная трансформация на психическом и духовном уровне, являющаяся смертью в одном качестве и возрождением в другом качестве и сравнимая с тем, что Кемпбелл описывал как индивидуальный процесс героя, то тогда существуют ли какие-то признаки того, что такая внутренняя трансформация является возможной и фактически этот процесс уже идет?»
Мой подход к поиску ответа на этот вопрос основан не только на наблюдениях за процессами, которые были у тысяч людей, находящихся в холотропных состояниях сознания во время психоделической терапии, сеансов
Спустя 50 минут после начала сеанса я начал испытывать сильные ощущения, связанные с активацией процессов во всей нижней части моего тела. Вся область моего таза вибрировала, поскольку колоссальное количество энергии высвобождалось, и это вызывало у меня состояние экстаза. В какой-то момент этот поток энергии увлек меня в крутящуюся космическую воронку, в которой происходило одновременно созидание и разрушение.
В центре этого чудовищного урагана первобытных сил находились четыре гигантские фигуры, совершающие то, что казалось мне вселенским космическим танцем с саблями. У них были ярко выраженные монголоидные черты лица, выступающие вперед скулы, продолговатые глаза и гладковыбритые головы, украшенные длинными волосами, оставленными в одном из мест на голове и завязанными в «хвост». Кружась в сумасшедшем ужасном танце, они размахивали каким-то огромным оружием, походившим на косы или ятаганы в форме буквы «Г»; и все эти четыре фигуры, соединенные вместе, образовывали быстро вращающуюся свастику.
Я интуитивно почувствовал, что эта монументальная архетипическая сцена была связана с началом процесса творения и одновременно с последней стадией на духовном пути. В космогоническом процессе (процессе движения от мира первобытного единства к мирам, в которых царит разнообразие) лезвия ятаганов соответствовали той вселенской силе, которая раскалывает и разрубает на отдельные части единое поле космического сознания и единую творческую энергию, и образуются бесчисленные отдельные индивидуальные единицы. Если же речь идет о духовном пути, то они символизируют такую стадию развития, когда сознание идущего по этому пути человека преодолевает разграничения и дуализм (когда мир оказывается разделенным на противоположности) и достигает состояния изначального недифференцированного единства.
Направление, в котором течет этот процесс, казалось, зависело от того, движутся ли лезвия по часовой стрелке. Когда этот архетипический мотив проецируется на наш материальный мир, то это соответствует либо процессу роста и развития (когда оплодотворенное яйцо или прорастающее семя превращается в организм), либо процессу разрушения созданных форм (когда происходят войны, природные катастрофы или процессы увядания).
Затем эта картина превратилась в целую невообразимую панораму сцен разрушения. В этих видениях чередовались сцены стихийных бедствий, таких как извержения вулканов, землетрясения, падающие метеориты, лесные пожары, наводнения и надвигающиеся огромные волны прилива, и сцены, когда горели города, рушились целые огромные небоскребы; когда была массовая гибель людей и все ужасы войны. И этой волной тотального уничтожения руководили четыре архетипических образа всадников, олицетворяющих конец света. Я понял, что это – те самые четыре всадника, о которых говорится в Апокалипсисе: мор, война, голод и смерть. Вибрации в области моего таза продолжались и стали теперь синхронными с движениями спины скачущей лошади, и я присоединился к этому танцу, став одной из этих фигур или, возможно, всеми этими четырьмя фигурами сразу, и забыл о том, кто я, выйдя за рамки своей идентичности.
Внезапно произошла смена обстановки, и моему взору предстала пещера, описанная Платоном в одном из его произведений, которое называется «Республика». В этой своей работе Платон пишет о группе людей, которые живут всю свою жизнь в пещере, прикованные к стене цепями так, что они могут видеть только голую стену перед собой. Они наблюдают за тенями, которые отбрасывает на эту стену все, что движется снаружи перед входом в эту пещеру. Согласно взглядам Платона, эти тени – самое большее, что пленники могут узнать о реальности. Они принимают их за реальность. Мудрый философ подобен тому из этих пленников, кто освободился от этой иллюзии и пришел к пониманию того, что тени на стене являются не настоящими объектами, а чем-то иллюзорным; и он может воспринимать истинную форму реальности, а не одни лишь тени, которые видят остальные пленники. После этой сцены у меня возникло глубокое и прочное убеждение, что тот материальный мир, который мы видим в нашей повседневной жизни, соткан вовсе не из «вещества», а создан Космическим Сознанием с помощью бесконечно сложных
Последней главной сценой на этом сеансе была возникшая перед моим взором великолепная и искусно украшенная сцена театра, на которой проходил парад космических актеров. Благодаря своей сложной игре и взаимодействию друг с другом они творили иллюзию феноменального мира. Этими актерами были вселенские принципы – многоплановые персонажи, у каждого из которых было множество ликов, граней, уровней и измерений, а также множество значений и смыслов. Когда я наблюдал за ними, они продолжали менять свои формы так, что одна из них проникала в другую и перетекала в нее, словно это были голографические изображения. Каждая из них, казалось, представляла собой одновременно и сущность функции этого вселенского принципа, и все конкретные проявления этого элемента в материальном мире. Среди этих вселенских актеров были Майя, таинственный принцип, в результате действия которого порождается иллюзия в космическом масштабе; Анима, являющаяся воплощением вечного Женского начала во Вселенной; персонификация Мужского начала – образ, похожий на Марса, воплощающий агрессию и войну; Возлюбленные, символизирующие все драмы в сексуальных отношениях и все романы на протяжении всех веков; имперская фигура Правителя; образ Отшельника, ушедшего от мира; образ Трюкача (Трикстера) и многие другие. Когда они проходили по этой сцене мимо меня, они глядели в мою сторону и совершали поклон, как если бы они ожидали от меня аплодисментов и других знаков одобрения их великолепного исполнения своей роли в божественной игре Вселенной.
Этот опыт привел меня к глубокому пониманию значения архетипического мотива апокалипсиса. Внезапно мне показалось, что глубоко неверно смотреть на это понятие как на относящееся исключительно к физическому разрушению мира. Разумеется, возможно, что тема апокалипсиса может когда-нибудь в будущем найти свое реальное проявление в материальном мире в виде какого-либо исторического события, что является потенциальной возможностью любого из архетипов. Существует множество примеров ситуаций, когда архетипические мотивы и энергии прорывались сквозь границу, которая обычно отделяет архетипическую сферу от материального мира, формируя человеческую историю. Гигантский астероид, который убил динозавров 65 миллионов лет тому назад, войны всех времен, распятие Христа, шабаш ведьм в Средние века и Танец Смерти, нацистские концентрационные лагеря и Хиросима являются лишь несколькими примерами. Но главное значение архетипа апокалипсиса заключается в том, что он является важной вехой на духовном пути, и именно это и является его главной функцией. Он возникает в сознании ищущего человека в тот миг, когда он осознает иллюзорную природу материального мира. По мере того как Вселенная открывает перед ним свою истинную сущность, которая является достоянием виртуальной реальности и проявляет себя как космическая игра сознания, материальный мир разрушается в психике такого человека и никогда не будет таким, каким был прежде. Вполне вероятно, что именно этот смысл пророки из племени майя вкладывали в слова «конец мира» (или «конец света»).
Наблюдения за явлениями, изучаемыми в ходе современных научных исследований сознания и имеющими самое прямое отношение к позитивной интерпретации пророчества индейцев племени майя, свидетельствуют о том, что в холотропных состояниях сознания значительно чаще, чем опыт апокалипсиса, встречается еще один феномен – непосредственно переживаемый опыт психической и духовной смерти и возрождения. Этот опыт играет крайне важную роль в различных ритуалах и является постоянной темой на протяжении всей истории человечества. Мы можем видеть это в шаманизме, в ритуалах инициации, в древних мистериях, где центральной темой была тема смерти и возрождения, а также во многих религиях мира (можно вспомнить в связи с этим о христианском понятии «воскресения» и о понятии dvija в индуизме). Процесс смерти и возрождения является архетипом с множеством валентностей, но в процессе самопознания и психотерапии эта тема тесно связана с повторным переживанием всего того, что человек помнит о своем биологическом рождении, и с интеграцией этого опыта в сознании.
Психическая и духовная смерть и возрождение являются наиболее часто встречающимися темами в терапевтической работе с использованием холотропных состояний. Когда в процессе глубокого самопознания, связанного с открытиями на уровне непосредственно переживаемого опыта, человек находится в состоянии регрессии и оказывается во все более и более раннем возрасте, двигаясь в своих воспоминаниях от детства к младенчеству, а от младенчества еще дальше, в еще более далекое прошлое, то в его сознание попадают воспоминания, связанные непосредственно с моментом физического рождения, и мы встречаемся с эмоциями и физическими ощущениями, обладающими крайней интенсивностью, часто превосходящей что-либо, что мы ранее считали возможным для человека. В этот момент переживаемый людьми опыт становится странной смесью тем рождения и смерти. В частности, люди испытывают ощущение, словно они находятся в чудовищном, угрожающем жизни плену и пребывают в состоянии отчаянной и решительной борьбы за то, чтобы освободиться и выжить.