Исцеляющая любовь

Сигал Эрик

— Все отлично. У вас хороший, красивый малыш. Мальчик.

От невероятного облегчения Барни чуть не упал в обморок. Иранец с дружелюбным видом подошел и положил ему руку на плечо.

— Как решили назвать?

— Не помню, — пролепетал Барни, но тут же взял себя в руки и спросил: — А как Лора?

— Какое-то время она еще будет спать в послеоперационной палате. Доктору Боллу пришлось дать ей сильный общий наркоз.

«Да знаю я, — мысленно проворчал Барни, —

я же все слышал».

— Я иду посмотреть на нее и ребенка, — заявил он. — Они где?

— В послеоперационной, — повторил Муради. И нехотя добавил: — То есть ваша жена там. А ребенок наверху.

— Что значит «наверху»? Он должен быть с матерью! Она очнется и испугается, что его нет.

— Послушайте, — сказал Муради, стараясь говорить отеческим тоном, — у ребенка были кое-какие проблемы с дыханием, и мы решили для верности поместить его в интенсивную терапию, хотя бы до утра. Уверен, ваша жена нас правильно поймет.

Барни в один миг был подле Лоры. В палате лежало несколько женщин, их отделяли друг от друга лишь тонкие занавески, и голоса молодых мам, их мужей и младенцев были хорошо слышны.

Лора еще находилась под действием наркоза, но отчаянно силилась проснуться, чтобы выяснить, как дела. Она знала, что, раз ребенка рядом нет, с ним не все в порядке.

— Барни, Барни… — бормотала она.

— Я здесь, — прошептал он. — И у нас теперь есть маленький Гарри.

— Барни, где малыш? Погиб?

— Нет, Лора. Поверь мне, с Гарри все хорошо. У него была небольшая проблема с дыханием, и он сейчас наверху.

— Барн, это очень плохо. Какие у него баллы по Апгар?

— Навряд ли мне их покажут.

— Черт возьми, ты же врач! — простонала она.

— Кажется, сегодня этого никто в расчет не принимает, — с горечью ухмыльнулся он.

— Барни… Тут каждая мама, кроме меня, с ребенком. Поклянись, что он жив!

— Клянусь.

— Иди наверх и проверь. Убедись, что он живой. И пожалуйста, узнай, что у него было по Апгар! Мне надо знать, сколько времени он не дышал.

Он кивнул. Оба понимали, что, когда врачи утаивают информацию, это плохой признак. Хорошее никто скрывать не станет. И оба боялись себе признаться, что опасаются церебральных нарушений.

Не в силах ждать лифта, Барни вприпрыжку поднялся по лестнице и бегом промчался по длинному коридору, ведущему в отделение интенсивной терапии новорожденных.

— Сэр, прошу меня извинить, но у нас тут все стерильно, — преградила ему путь строгая сестра. — Чтобы пройти, вы должны обработать руки и надеть стерильный костюм.

— Хорошо, хорошо.

Барни прошел в моечную и тут заметил Муради. Тот о чем-то шептался с

дежурным ординатором реанимации новорожденных.

Барни окликнул его:

— Доктор, отведите меня к нему! Немедленно!

Муради как ни в чем не бывало улыбнулся:

— Пожалуйста, сюда.

Молодой педиатр провел их вдоль ряда кувезов, где лежали игрушечные недоношенные детишки, жизнь которых полностью зависела от аппаратуры. Наконец они подошли к мальчику, который был намного крупнее всех остальных.

— Хорош, правда? — улыбнулся иранец.

Барни поглядел на малыша, и у него навернулись слезы. Единственное, что он мог произнести, было:

— Привет, Гарри. Я твой папа. — И робко спросил ординатора: — А можно его потрогать?

— Конечно.

Барни погладил малыша. Потом взял его ручку, любуясь красивыми крошечными пальчиками. Но он не мог не заметить, что ноготки у него слегка синюшные.

— Где его данные по Апгар?

— Не знаю, сэр. Я помогал доктору Боллу с интубацией.

— Так. Раз вы вдвоем оказывали помощь ребенку, следовательно, Апгар должен был снять Муради.

Барни опять повернулся к иранцу.

— Так как, доктор? Какие вы ему выставили баллы за цвет кожи, сердцебиение, дыхание, рефлексы, мышечный тонус?

Муради развел руками.

— Точных цифр я не помню, но, кажется, поначалу дело было не очень хорошо.

— А нельзя ли поконкретнее? — прорычал Барни. И продолжал настаивать: — А в пять минут? Какие баллы по Апгар были у моего сына на пятой минуте после рождения?

Муради замялся.

— Если честно, мы со вторым тестом немного запоздали.

— Что значит «немного»?

— Ну, сняли где-то минут через шесть. Или семь…

— Хватит юлить, парень! Все ясно: на седьмой минуте. А может, даже на восьмой? Прекратите валять дурака, мы с вами прекрасно понимаем, что речь идет о возможном необратимом повреждении мозга.

Тут вмешался ординатор-неонатолог:

— Сэр, с вашим ребенком все в порядке. Через сорок восемь часов мы переведем его из интенсивной терапии к маме.

Барни больше не мучился подозрениями, что с его сыном что-то не так. Теперь он был в этом уверен. Ему пришла в голову еще одна страшная мысль; раз они так крутят, где гарантии, что все в порядке и с Лорой?

— Здесь есть телефон?

— Конечно. В кабинете старшей сестры. Позвоните родным и сообщите радостную весть.

Барни злобно оглянулся:

— Я не намерен никому сообщать «радостную весть», пока не буду уверен, что есть чему радоваться. Я хочу позвонить доктору Гастингсу и немедленно вызвать его сюда.