Исцеляющая любовь
Шрифт:
Однако Грета и Беннет стали исключением. Большая часть выпуска Гарвардской школы медицины 1962 года пошла в интернатуру по своему выбору.
Даже Ланс Мортимер, занимавший последнюю ступень в факультетской иерархии, был принят в клинику Маунт-Хеброн в Лос-Анджелесе.
Хотя для этого, как Ланс признался Барни, его отцу, сценаристу Теренсу Мортимеру, пришлось пустить в ход свои голливудские связи.
25
Посвящение в полноправные доктора
В этот жаркий, душный день, в присутствии светочей медицины, каковыми являлись их педагоги, а также родителей, дождавшихся осуществления давнишней мечты, им предстояло получить дипломы. И самое главное, для вступления в священное братство жрецов-целителей им надлежало произнести клятву Гиппократа.
Эстел и Уоррен приехали оба. Уоррен фиксировал историческое событие на фотокамеру — для потомства.
Но кто прибыл разделить торжественный момент с Лорой? Жених с родителями, разумеется, были здесь, но пока их все-таки нельзя было назвать ее семьей. Лора специально позвонила матери и велела ей не приезжать и в результате опять чувствовала себя виноватой.
Перед самой церемонией Лора поправляла свой академический головной убор, и в этот момент к ней приблизились двое католических священников. Один был молодой, с румяными щеками херувима — по всей видимости, он был посвящен совсем недавно. Другой — намного старше и, судя по его черным очкам, слепой.
— Сеньорита Кастельяно? — спросил юноша.
— Да.
— Мисс Кастельяно, это святой отец Хуан Диас-Пелайо.
Не дав ей ответить, старик обратился к ней на чистом кастильском наречии — ее родном языке.
— Я пришел дать вам свое благословение, — объявил он дребезжащим старческим голосом. — Я вместе с вашим достойным батюшкой сражался на фронтах гражданской войны. Нас, сынов церкви, там было не много. И я имел несчастье попасть — как бы получше выразиться? — в недружественные руки. Ваш отец спас мне жизнь. Я уверен, что сегодня ваши отец и мать вами гордятся.
Тут он трясущимися руками очертил в воздухе крестное знамение и сказал:
— Benedicat te omnipotens Deus, Pater et Filius at Spiritus Sanctus [28] .
28
Да благословит тебя всесильный Господь Бог, Отец, Сын и Святой Дух (лат.).
— Аминь, — прибавил херувим.
Они исчезли так же быстро, как появились. Кто их послал? Ее монашка-мать? Или это отец каким-то образом, по конспиративным каналам, передает ей весточку с Кубы?
Барни издалека наблюдал этот разговор и, едва видения исчезли, был тут как тут.
— Лора, все в порядке? — спросил он, — Ты немного бледная.
— Если честно, у меня
— Расслабься, Кастельяно.
Семейство Дуайер было представлено родителями Хэнка и Черил. У каждой бабушки на руках сидело по внучке, а у мамы на коленях расположился мальчуган. Все с восторгом предвкушали «коронацию» простого питтсбургского парня.
Кое-кто с любопытством вглядывался в белую толпу в надежде узреть среди присутствующих родителей Беннета. Но ни одного черного лица видно не было.
Накануне Барни ужинал с Беннетом и Ландсманнами в ресторане «Мэтр Жак». Они обращались друге другом с такой нежностью, какой Барни не видел ни в одной другой семье, даже между настоящими родителями и детьми.
Небольшая кучка темнокожих все-таки приготовилась дружно приветствовать Беннета, когда декан станет вручать ему диплом и жать руку. Конечно, эти люди не сидели на почетных местах — они выглядывали из окон окружавших двор зданий. Обслуживающий персонал факультета — дворники, уборщицы и т. п. — прекрасно знал, что на всем медицинском факультете есть только двое их братьев по крови — и ни одной сестры!
Церемония началась с традиционных поздравительных речей. За выступлениями кого-то из самих выпускников последовало вручение разнообразных наград.
Лауреатом премии Джона Уинтропа стал Питер Уайман.
Победоносный лауреат встал и приготовился раскланяться, но оваций не последовало.
Зато Сета Лазаруса, поощренного за самые высокие оценки, приветствовали с таким энтузиазмом, который был больше уместен на стадионе.
Нэт и Рози сидели вместе с Джуди Гордон в третьем ряду. При всей гордости за младшего сына Рози непрерывно корила себя: «Ну как я могу радоваться, когда мой малыш лежит в могиле?!» В то же самое время ее супруг мысленно ликовал: «Слава богу, один сын у меня жив, и он талантлив».
Внезапно, словно по мановению волшебной палочки, порядок восстановился и аудитория стихла.
Декан Холмс, в алой мантии больше, чем когда-либо, похожий на верховного жреца, жестом поднял выпускников и велел повторять за ним священный символ веры врача — клятву Гиппократа:
— «Клянусь Аполлоном-врачом…»
— Клянусь Аполлоном-врачом…
— «…считать научившего меня врачебному искусству наравне с родителями…»
— …считать научившего меня врачебному искусству наравне с родителями…
— «…его потомство считать своими братьями и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно…»
При этих словах Барни задумался над иронией ситуации: было ясно, что никто из его однокашников не собирается заниматься благотворительностью.
— «Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда…»
Беннет Ландсманн невольно подумал: «Нацистские доктора тоже давали эту клятву. И как же они могли так поступить с Ханной?»