Ищем человека: Социологические очерки. 2000-2005
Шрифт:
Шок монетизации
Как и следовало ожидать, первые общественные реакции на пресловутый закон оказались резко негативными.
Таблица 1.
«Какие чувства вызвало у Вас начало замены льгот денежными компенсациями?»
(Январь 2005 года, N=1600 человек, % от числа опрошенных)
Понятно, что негативные чувства чаще выражали люди старших возрастов – 13 % из тех, кто старше 55 лет, испытали обиду, а 30 % – возмущение, негодование; среди самых молодых, до 25 лет, 40 % ничего не испытывали, но недоумения (22 %) и возмущения (20 %) среди них в сумме оказалось немногим меньше средних показателей.
Наибольшее недовольство населения (мнение 42 % в среднем в январе, среди самых старших – 47 %) вызвали малые суммы компенсаций, т. е. непосредственно потребительские последствия «реформы» (сама проблема отнятия привычного оказалась где-то на втором плане). Реже отмечали поспешность в принятии закона (32 %), его несовершенство (25 %), то, что людям не разъяснили его последствия и преимущества (24 %). Когда спустя месяц, в разгар выступлений протеста, правительство решило срочно увеличить компенсации и скидки на оплату проезда в общественном транспорте некоторым категориям льготников, только 15 % признали эти меры достаточными для возмещения потерь имевшим ранее льготы, а 74 % – недостаточными (февраль 2005 года, N=1600 человек). В марте только 16 % против 64 % (от числа утративших льготы) сочли, что полученные компенсации покрывают потери, понесенные с отменой льгот.
Представляется, однако, что
Таблица 2.
«Поддерживаете ли Вы решение о замене льгот?»
(2005, N=1600 человек, % от числа опрошенных)
В основе резко негативной реакции всех групп населения на «монетизацию» – прежде всего представления о том, что эта акция значительно ухудшит положение наиболее обездоленных, пойдет во вред стране и негативно скажется на благосостоянии самих опрошенных, вне зависимости от возраста. (В мае 26 % опрошенных полагали, что «монетизация» улучшит положение самых обездоленных, 43 % – что приведет к ухудшению их положения, 13 % сочли, что «реформа» привела к улучшению положения их семей, 20 % отметили ухудшение, 39 % не заметили изменений.)
Решительное неприятие закона о замене льгот во всех возрастах показывает, что ситуация вокруг монетизации касается всего населения, всего общества.
Отсюда и масштаб акций публичного протеста, волна которых прокатилась по всей стране, и весьма широкая поддержка таких акций в различных слоях населения.
Масштабы массовых протестов
В сентябре 2004 года, при первых известиях о готовящихся мерах по замене льгот, 14 % опрошенных отмечали, что в их городе или районе проходили какие-либо акции массовых протестов, в январе 2005 года о них сообщали 30 %, в феврале – 37 % (видимо, это наиболее высокий показатель), в марте – 28 %, в мае – 18 %. Сколько-нибудь надежно оценить число их участников с помощью общенационального выборочного опроса трудно, в разные месяцы о собственном участии в протестах сообщали менее 0,5 % опрошенных, что соответствует примерно 200–400 тысячам взрослых граждан страны. Сообщалось, что 12 февраля, во время организованной оппозиционными партиями «всероссийской акции протеста», в различных выступлениях принимали участие около 200 тысяч человек. Для того чтобы представить воздействие выступлений протеста на общественные настроения в стране, важно принять во внимание масштабы одобрения и поддержки таких выступлений в общественном мнении, а также заявленных в опросах намерений принять участие в них.Таблица 3.
Отношение к акциям протеста
(2005, N=1600 человек, % от числа опрошенных)
Таблица 4.
«Если такого рода выступления протеста состоятся в Вашем городе, районе, Вы лично примете в них участие?»
(2005, N=1600 человек, % от числа опрошенных)
В следующих таблицах представлено отношение различных возрастных групп к акциям протеста. Сочувственное отношение к акциям протеста (если считать как «поддерживающих», так и «понимающих») высказывают 70–80 % опрошенных во всех возрастных группах. О намерении участвовать заявляют значительно реже и преимущественно люди старшего возраста. Как известно, в феврале-марте 2005 года появилась информация об участии в выступлениях наряду с пенсионерами и «льготниками» студентов (поскольку военное ведомство поспешило внести свой вклад в общественную ситуацию, предложив отменить отсрочки от призыва), молодежных организаций разных направлений и т. д.
Таблица 5.
Отношение к акциям протеста (возрастное распределение)
(2005, N=1600 человек, % от числа опрошенных в каждой возрастной группе)
Таблица 6.
Намерения принять участие в акциях протеста (возрастное распределение)
(2005, N=1600 человек, % от числа опрошенных в каждой возрастной группе)
Как обычно, заявления опрошенных о возможности собственного участия в акциях протеста отражают не реальные или потенциальные масштабы таких акций, а преимущественно состояние общественных настроений. Дополнить приведенные выше показатели можно данными исследований типа «Мониторинг».
Таблица 7.
Протестные выступления в общественном мнении
(N = 2100, % от числа опрошенных*)
В марте 2005 года возможность массовых выступлений отмечали почти в два раза чаще, а собственное участие в них допускали в полтора раза чаще, чем год назад. Политические выступления считали возможными также в полтора раза чаще. Майские данные обнаруживают некоторый спад протестных настроений, которые, впрочем, в это время все же заметно более распространены, чем год назад.
Заметны сдвиги в общественных настроениях, выраженные в приведенных показателях и при относительно небольшой численности участвующих в акциях протеста (к тому же сами эти акции практически всегда сводились к выражению тех же настроений протеста, возмущения, требований). Каких-либо иных функций современный социальный протест – поскольку он остается стихийным, т. е. является преимущественно эмоциональной массовой реакцией – и не может исполнять.
Наиболее активной его формой в ряде регионов, как известно, служила блокада протестующими улиц и дорог. (Видимо, подобные действия сейчас играют примерно такую же роль, как баррикады в массовых выступлениях XIX – начала XX века.) В конце января почти половина опрошенных (47 % против 41 %) считали такие способы протеста оправданными. Среди самых пожилых одобряли блокаду даже 53 % (не одобряли только 38 %). Это еще раз показывает, что за нынешними социальными протестами – не амбиции молодых, а отчаяние самых обездоленных, пожилых людей.
Кто виноват?Таблица 8.
«Кто прежде всего несет ответственность за обострение социальной ситуации в стране в связи с заменой льгот?»
(2005, N=1600 человек, % от числа опрошенных)
Распределение тех же суждений по возрастным группам добавляет некоторые штрихи к образу «виновников» в общественном мнении.
Таблица 9.
«Кто прежде всего несет ответственность за обострение социальной ситуации в стране в связи с заменой льгот?» (возрастное распределение ответов)
(Март 2005 года, N = 1600 человек, % от числа опрошенных в каждой возрастной группе)
С возрастом крепнет представление о вине президента и становятся более редкими упреки «правительству в целом». Вброшенная в общественное сознание
«Партийные» взгляды на массовые протесты
Во всех без исключения партийных электоратах (т. е. среди склонных поддержать данную партию на возможных будущих выборах) принятие закона о замене льгот вызвало преимущественно негативные реакции.Таблица 10.
«Как Вы лично относитесь к акциям протеста?»
(Март 2005 года, N = 1600 человек, % от числа опрошенных в каждой электоральной группе)
Таблица 11.
«Если такого рода выступления протеста состоятся в Вашем городе, районе, Вы лично примете в них участие?»
(Март 2005 года, N = 1600 человек, % от числа опрошенных в каждой электоральной группе)
Неудивительно, что наибольшие показатели недовольства «монетизацией», поддержки выступлений протеста и заявленной готовности в них участвовать отмечены среди избирателей компартии, а затем среди электората «примкнувших» к ней в стремлении использовать в своих интересах настроения протеста ЛДПР и «Родины». Но негативные реакции на «реформу» и сочувственное отношение к протестам преобладают также в электорате «Единой России», депутаты которой обеспечили принятие пресловутого закона. Это, кстати, показывает, что массовые сторонники «Единой России» (в отличие от своих штабов и активистов) отнюдь не отличаются идеологическим единством.
Шумные демонстрации в поддержку протестов позволили левопопулистским партиям привлечь к себе общественное внимание. Отвечая на вопрос, какие партии наиболее активно отстаивают права «льготников», респонденты чаще всего упоминали КПРФ (27 %), «Родину» (12 %), «Единую Россию» (8 %), ЛДПР (7 %), по 2 % указали «Яблоко» и национал-большевиков; 25 % опрошенных таких партий вообще не знают, а 29 % затруднились ответить (январь 2005 года, N=1600 человек).
Не может не броситься в глаза сдержанность реакций и позиций избирателей демократических партий – «Яблока» и СПС (особенно последних). Эта ситуация требует особого рассмотрения.
Демонстративное молчание демократов
В некоторых регионах в массовых выступлениях протеста представители СПС и «Яблока», а также их молодежных организаций оказывались вместе со сторонниками КПРФ, «Родины», ЛДПР, НБП и др., но не как инициаторы, а скорее в роли примкнувших. Но сами эти партии и их лидеры предпочитали осторожно отмалчиваться, видимо, считая, что это действия «чужого» электората, который используют в своих интересах политические оппоненты демократов. В таких суждениях можно обнаружить оттенок инфантильного интеллигентского снобизма и даже некоторую долю опасений в отношении «низовых» реакций. Тем самым как будто воспроизводится «исконная» и порочная российская триада «власть – народ – интеллигенция», в рамках которой просвещенная публика, опасаясь разгула массовой стихии, обрекала себя на изоляцию и беспомощность. И оставляла социально слабых (пожилых, пенсионеров, льготников) под влиянием консервативного популизма. Такая ситуация имеет свои исторические корни, но никак не может считаться нормальной. Консервативные и патриотические популисты с определенным успехом могут использовать массовое недовольство в интересах собственной популярности лишь потому, что им это позволяет и сегодняшнее состояние российского общества, и существующее в нем разделение партийно-групповых интересов (которое закрепляет бюрократическая авантюра «реформы льгот»). Как известно, «проблема пенсионеров» имеется практически во всех развитых странах, где эта группа составляет, как и в России, около трети населения и служит не социальной базой «левых» авантюристов или консерваторов, а скорее опорой социальной стабильности и политического центризма. Конечно, никакая власть и никакая политическая партия не может в одночасье решить проблему нормальной обеспеченности пожилых и социально слабых. Но подготовить, просчитать, обосновать, разъяснить людям реальную программу ее решения, рассчитанную на определенную перспективу, способны – а значит, и обязаны — только грамотные «либералы». Ведь только такую программу можно противопоставить нынешнему бюрократическому авантюризму, дискредитирующему либеральные принципы.
Ожидания и лозунги
По данным массовых опросов, наибольшую поддержку населения получили следующие требования, выдвинутые в ходе протеста против «монетизации»:Таблица 12.
Требования противников «монетизации»
(Январь-февраль 2005 года, N = 1600 человек, % от числа опрошенных)
Неудивительно, что самыми массовыми оказались довольно сдержанные требования (точнее даже, пожелания) сугубо экономического порядка. Ничего другого неорганизованное («стихийное», как иногда говорят) движение поддержать не могло.
Правда, с самого начала в поле общественного внимания оказалась и проблема отставок «виновников». 29 % предлагали освободить от своих должностей «министров, плохо подготовивших закон и меры по его введению», а 18 % – отправить в отставку все правительство (в феврале, когда в Думу вносилось предложение об отставке кабинета, мнения опрошенных разделись строго поровну: 35 % считало, что Дума поступила правильно, отказавшись от вотума недоверия, и столько же – что это было ошибочно), 11 % – отправить в отставку губернаторов и других чиновников на местах, «не сумевших предотвратить массовые протесты». Парадоксально, что 10 % требовали привлечь к ответственности «провокаторов, зачинщиков беспорядков», в существование которых, как мы видели ранее, почти никто не поверил…
Имеют значение и те требования протестующих, которые – не получая статистически значимых размеров поддержки – многократно повторялись в ходе выступлений в различных регионах, были, так сказать, «перед глазами» участников, зрителей и противников акций протеста, а потому оказывали определенное влияние на общественные настроения, возбуждая, мобилизуя их. Вскоре после начала массовых выступлений появились призывы к отставке не только «наиболее виноватых» министров, но всего правительства и президента, роспуска Государственной Думы. Мотивировались такие призывы чаще всего популистскими, а то и националистическими суждениями (вплоть до обвинений в «геноциде» со стороны «нерусских министров»). Неорганизованная масса быстро приобретает качества толпы, легко поддающейся воздействию самой примитивной и самой привычной демагогии. В действиях такой толпы действительно можно усмотреть и темную тень «русского бунта», переходящего в погром против «чужих» и более просвещенных [20] .
Чтобы понять реакцию власти на выступления с протестами, следует принять во внимание такие чрезвычайно важные факторы, как нарастающие (примерно с осени 2004 года) признаки неуверенности, даже растерянности в политических верхах, а также чрезвычайно тревожную реакцию российской власти на перемены в Украине («оранжевую революцию»). Видимо, в этих условиях властные структуры не решились на такие радикальные шаги как, скажем, признание собственной ответственности за неудачу с «монетизацией», отмену или замораживание негодного закона и т. д. Президент предпочел остаться в стороне от публичного обсуждения возникшего кризиса. Даже привычный для бюрократической иерархии, не только отечественной, вариант демонстративной расправы с непосредственными виновниками до последнего времени не использовался, – возможно, во избежание опасного вопроса об ответственности высшего уровня власти. (Не исключено, что нарочитое отмежевание от политики собственного правительства в президентском послании этого года может быть истолковано в контексте подготовки такого сценария выхода из ситуации.)
В ход был пущен как будто более осторожный вариант реакции на социальный взрыв. Неудачность «реформы» признана как бы вполголоса, притом как всего лишь «недоработка». От поиска «подстрекателей» вскоре отказались, опасаясь излишнего и явно неэффективного нагнетания страстей; к масштабным силовым действиям (наподобие использованных в Новочеркасске в 1962-м или недавно в Андижане) нынешние российские власти явно не готовы. Некоторые льготы (например, транспортные) частично вернули, хотя бы временно, а суммы компенсаций отдельным категориям «льготников» увеличили, но расплачиваться за это заставили местные бюджеты. Фактически приостановили намеченные ранее – и серьезно беспокоящие население – меры по реформированию ЖКХ, здравоохранения, образования.