Исчезание
Шрифт:
— Как же так?! — кричал Хэйг, размахивая руками. — Как же так?! И ты, папа?! Теперь я уразумел: ты пугаешь меня смертью! А я, наивный, так тебе верил, так тебя любил! А ты выдумываешь черт знает какие напасти! Ведь все эти ужасы шиты белыми нитками! Будь честнее! Если ты забавы ради решил меня выгнать, так выставь за дверь и не прикрывайся всякими дурацкими алиби!
Сраженный унизительными репликами Август крикнул: «Сын!» и захлебнулся: начатую тираду прервали глухие рыдания.
Спустя месяц Август признался мне, как в ту минуту думал раскрыть все, как рвался ввести Хэйга в курс перипетий бастарда, как чуть не рассказал ему все насчет Захира, Мутуса Липпманна, скитальца с курьезным именем Трифедрус, купания и т. д. и т. п. Август не решился.
Пауза затянулась. Дуглас Хэйг
Август замер.
Я ждала указаний, следует ли мне бежать вслед, удержать, вернуть…
— Нет, — сказал Август. — Пускай. Если сумеет, пусть уезжает. Так будет лучше. Вдруг ему удастся спастись. Иначе умрет вместе с нами.
Не смыкая глаз, мы сидели и слушали, как Хэйг меряет шагами мансарду. Затем, уже на заре, мы увидели, как Хэйг спускается. На нем был теплый свитер и куртка. В руке — сумка.
Хэйг вышел в парк и приблизился к пруду. Присел и трижды, меняя тембр, высвистел тему
как бы давая тем самым сигнал, и Бен-Амафиин, заслышав свист, сразу же приплыл. Хэйг завел с ним длительную беседу, не забывая скармливать ему шарики из пудинга, скатанные как пшеничные зернышки для кускуса.
Затем, не глядя ни на меня, ни на Августа, ни на усадьбу — хранительницу детства, Хэйг пнул ненавистную калитку, распахнув ее настежь, и ушел…
Мы не знали, куда Хэйг уехал. Неутешный Август мучился. При нашем приближении к пруду, невзирая на все призывы, Бен-Амафиин не приплывал. Вся жизнь шла вкривь и насмарку.
Спустя шесть месяцев мы услышали стук в дверь. Нам принесли пакет, высланный неизвестным. Август распечатал сургуч письма, перечел трижды, затем привлек к делу меня.
— Не знаешь ли ты случаем Антея Гласа?
— Нет.
— И я не знаю. А нас сей Глас, кажется, знает лучше нас самих. Читай.
Dear Sir,
В апреле я не раз имел честь встречать Дугласа Хэйга Вилхарда. Будучи а курсе бегства Дугласа Хэйга из Азинкура и представляя себе, как Вы, не имея никаких вестей, переживаете эту тяжелую разлуку, я считаю нужным дать Вам имеющиеся у меня сведения, надеясь тем самым смягчить Ваши страдания.
В начале, прибыв в Париж, Дуглас Хэйг вел жизнь, скажем так, небезупречную. Заделался завсегдатаем злачных мест; связался с тремя типами ужаснейшей репутации: безнравственными аферистами, наглыми жуликами, снискавшими себе славу самыми гнусными преступлениями. Испытывая на себе их губительнейшее влияние, Дуглас Хэйг принял участие в девяти-десяти шумных сделках, принесших трем преступникам изрядный куш. Финал едва не стал плачевным для Хэйга — главарь банды был задержан, так сказать, взят «с наличным»: мерзавца судили и выслали на рудники в Гвиану.
Если не трусливый, так наверняка пугливый Хэйг тут же представил себя гниющим где-нибудь в исправительных лагерях Бириби. Такая перспектива не прельщала. Расставшись с аферистами и жуликами, Хэйг снял в центре, на бульваре Сен-Мишель маленькую уютную квартирку. Я не знаю, где Хэйг брал средства на разгульную жизнь; думаю, средства эти были значительны. Юный парижанин не имел машины, тратил крупные суммы в магазинах, любил красивые наряды — владельца свитера с вышитым Джугашвили узнавали, зазывали и привечали в различных питейных заведениях: франта ждали в кабачке на бульваре Сен-Жермен и «Бальзаре», в пивнушке у Бастилии и в баре на улице Сен-Жак. А еще Хэйг увлекся свежими идеями: слушал Лакана и Балибара, Мак-Люэна Маршалла и Васадули Вагаруди, Тутти и Кванти; читал «Связи», «Архипелаг», «Силикат», «Три материка»; бегал в синема «Рефле Медиси», славил Жан-Люка Гадара, хвалил Мишеля Курнё.
Приятная жизнь длились целый месяц. Растратив все сбережения, Хэйг задумался. Ситуация намечалась скверная: развлечения, кутежи и кидание денег на ветер лишь расслабляли и развращали.
И Хэйг нашел блестящее решение; придумал себе активный и энергичный вид занятия, чьей целью были улучшение ситуации в стране, упразднение Капитала, устранение Наживы. Хэйг вступил в Радикальную Албанскую Партию: зачитываясь вместе с другими членами ячейки выступлением Энвера Хаджи в селе Шкадере (бывшем Скутари), датируемым как минимум тридцатью шестью месяцами ранее, наш ультралевый
Дуглас Хэйг заскучал. И тут в памяти высветилась папина — Ваша — фраза: «При смерти кузена Густава единственным нашим утешением была сарабанда Альбениса»; Хэйг вдруг задумался: к чему метаться, выискивая смысл в эфемерных утехах, зачем бегать за развлечениями и услаждениями, если существует истинная цель, если есть призвание: пение!
Хэйг начал трудиться. Спустя месяц записался в «Studia Carminae». Сделал блестящую карьеру.
Сейчас Хэйг снимает жалкую лачугу на улице Капитана Нема, 9.
Так, едва не свернув с праведных путей, Дуглас Хэйг все же внял рассудку и вверился призванию.
Надеюсь, сие будет Вам немалым утешением в страданиях, вызванных расставанием и все эти месяцы терзавших Вашу душу.
Искренне Ваш,
Антей Глас.
Август тут же выслал Хэйгу чек на значительную сумму, а к нему накатал целую сагу, рассказывающую все детали теа culpa. Пакет вернулся нераспечатанный. Август навел справки: как ему сказали, указанный адрес (улица Капитана Нема, 9) существует, а адресат Хэйг Вилхард там не значится. Разнервничавшийся Август связался с секретарем «Studia Carminae», дабы узнать был ли Дуглас Хэйг Вилхард зачислен в студенты заведения. Здесь удача ему улыбнулась: да, вышеназванный Вилхард сдал вступительные экзамены, записался в класс пения, выказал блестящие результаты и, набрав высший балл, был направлен на учебу в университет сценических искусств «Джулиард Скул» в Манхеггене.
К Августу вернулась надежда. В течение двенадцати месяцев мы жили в тиши и мире. Раз мы вычитали в газете, как Хэйг Вилхард вызвал бешеный энтузиазм у публики в Турине. Ланшан пел дифирамбы «басу, имеющему все шансы на ведущие партии», Гавати — «будущему Джузеппе де Лукка», Рестан — «Джили с данными Ванни-Марку, страстью Чезаре Сьепи и чувствами Сузе».
Раз, сделав все нужные закупки на рынке Азинкура и наняв за двадцать су мальчишку в качестве кули, я тащилась в усадьбу с тремя тяжелыми сумками. Приближаясь к усадьбе, я увидела, как близ пруда гуляет некий тип, чей вид сначала меня изумил: на миг мне привиделся Дуглас Хэйг. Так мы встретились с Антеем.
На вид я не дала бы ему и двадцати лет. Вытянутый как прут, худющий как жердь, приезжий был в плаще-реглане, в шляпе, а в руке держал стек. На первый взгляд, визитер казался милым, и все же неясными, смутными флюидами вызывал у меня неприятие: цвет лица — мертвецки бледный, все жесты и движения — вялые, неуверенные, взгляд — бегающий, а синева глаз — чересчур светлая, чуть ли не выцветшая, едва ли не бесцветная. Сей растерянный и угнетающий трепет меня пугал: как если бы несчастный нес на себе, сам не ведая, куда и зачем, ужаснейшее бремя.
Я приблизилась и, следуя нашим племенным традициям, изрекла приветствие.
— Приветствую тебя, Бледный Лик! Да пребудет в наших вигвамах тишина, и пусть спят наши зарытые в землю мачете. Выкурим вместе трубку мира!
— Айю-ехи-ёй-яхы! — изрек визитер, касаясь указательным пальцем лба и кланяясь мне, как истинный сиу, выказывая тем самым удивительнейшее знание наших правил. — Пусть каждый день в ваших вигвамах жарится целый карибу!
Я пригласила парня зайти внутрь, усадила, ударила в медную тарелку. Вышел Август.
— Я слушаю Вас.
— Антей Глас, — представился парень. — Двенадцать месяцев назад я…
— Да, знаю, — прервал Август. — Двенадцать месяцев назад вы в письме рассказали мне жизнь Дугласа Хэйга в Париже. Вы в красках расписали приключения сына и начатую им карьеру. Сейчас, мне кажется, жизнь Хэйга наладилась; например, три дня назад спетая им партия пленила весь Турин. Я вам весьма признателен за участие; если бы я знал, где вы живете, я бы вам сразу написал. На вашем письме я не нашел адреса.
— Увы, — сказал Антей, — я забыл указать адрес. А сейчас случайные дела занесли меня в ваши пенаты, близ Азинкура, и я решил к вам наведаться. Извините, если я некстати… не к месту…
— Прекрасная идея, разрази вас Юпитер! — закричал Август. — Давай избегать наречий — так будет легче! И перейдем на «ты»! Так будет естественней.
— Ты прав, — признал Антей.
— Ты разделишь с нами ужин? — пригласил Август.
— Приглашение принимаю, — принял приглашение Антей.
Парень снял шляпу и плащ.