Исчезающие Девушки
Шрифт:
Я хватаю ее мобильный телефон с прикроватной тумбочки, где он лежал рядом с кучей мятых салфеток, испачканных губной помадой и тушью для ресниц. Она никогда не заботилась о том, чтобы поменять свой пароль: 0729. 29 июля, ее день рождения, единственный пароль, который она когда-либо использовала, единственный пароль, который она могла запомнить. Я открываю галерею и начинаю листать её фотографии: Дара на домашних вечеринках, Дара на пивных вечеринках, Дара на танцевальных вечеринках, Дара на вечеринках с бассейном.
– Если все так сильно тебя ненавидят, тогда кто эти люди?
Я нахожу
Дара убирает подушку от своего лица и садится, пытаясь выхватить свой телефон.
– Какого черта?
– Она закатывает свои глаза, когда я держу телефон вне досягаемости.
– Ты серьезно?
– Господи!
Я встаю и делаю вид, что обескуражена фотографией.
– Ариана в этой рубашке выглядит как неряшливый шмель. Хорошие друзья обычно не позволяют своим друзьям сочетать желтый и черный.
– Отдай.
Я отступаю назад, поддразнивая её; Даре приходится встать.
– Ха, - говорю я, уклоняясь от нее всякий раз, когда она пытается забрать телефон, - Ты вылезла из постели.
– Это не смешно, - говорит Дара, но, по крайней мере, она не выглядит как забытая кукла, брошенная на горе подушек и старых простыней; ее глаза сверкают от злости.- Это не шутка.
– Кто этот парень?
– я нахожу еще одну фотку с парнем в кожаной куртке.
Похоже, она была сделана внутри то ли бара, то ли подвала, - в каком-то темном и заполненным людьми месте. На этой фотке, которая определенно является селфи, Дара притворяется, будто собирается поцеловать камеру, а «Кожаная Куртка» стоит позади и смотри на нее; что-то в выражении его лица заставляет меня нервничать, - обычно так выглядит Перкинс, когда обнаруживает в доме новую крысиную нору.
– Он так смотрит на тебя, будто хочет съесть.
– Это Андре, - ей, наконец, удается выхватить свой телефон из моих пальцев.
– Он - никто.
Она жмет на кнопку «удалить». И с силой проводит пальцем по экрану, удаляя следующую фотку, и еще одну, и другую.
– Они все - никто. Они не имеют никакого значения.
Она снова плюхается в кровать, удаляя фотографии, яростно тыча в телефон, словно пытается физически отправить изображения в небытие и бурчит что-то, чего я не могу разобрать. Но по её выражению лица я понимаю, что мне это не понравится.
– Что ты сказала?
К настоящему моменту я полностью пропустила классный час [12] и также опаздываю на первый урок. Меня оставят в школе после занятий, всё из-за Дары, все потому,
– Я сказала, что ты не понимаешь, - не глядя, произнесла она.
– Ты ничего не понимаешь.
12
Самое начало школьного дня в средней школе США. Перед первым уроком. Наилучшее время, чтобы быстро выполнить домашние задания, которые должны сдать в тот день. Это время для учеников, которые потратили все выходные только на отдых. Кроме того, если повезет, даже можно списать домашку.
– Тебе хоть нравится Паркер?
– Спрашиваю я, потому что сейчас ничего не могу поделать, не могу сдержать гнев. – Или это было, чтобы посмотреть, получится ли у тебя?
– Он мне не нравится, - отвечает она, становясь очень тихой.
– Я люблю его. Я всегда любила его.
Мне очень хочется напомнить ей, что так же она говорила о Джейкобе, Митсе, Бренте и Джеке. Вместо этого я говорю:
– Послушай. Я считала это плохой идеей вот как раз из-за этого. Из-за того, что... ,- я пытаюсь подобрать подходящие слова.- Вы раньше были лучшими друзьями.
– Он был твоим лучшим другом, - выкрикивает она в ответ и ложится, снова подтянув колени к груди.
– Он всегда любил тебя больше.
– Да это просто смешно, - говорю я на автомате, хотя, на деле, я тоже всегда так считала.
Поэтому я была потрясена, когда Дара его поцеловала, а он ответил на ее поцелуй. Даже если мы трое всегда гуляли вместе, он был моим лучшим другом, моим другом из разряда: «лекарство-от-скуки», «буду-щекотать-тебя-пока-ты-не-захлебнешься-колой», «болтаем-обо-всем-на-свете». Дара тоже была моим другом. Тогда я была центральным звеном нашей дружбы, той, на которой держалось все наше общение. Пока Дара не заняла это место.
Дара отводит взгляд и ничего не говорит. Я уверена, в своих мыслях она представляется себе трагичной Джульеттой, которая позирует для последнего посмертного фото.
– Слушай, мне жаль, что ты этим расстроена.
Я поднимаю свою сумку с пола.
– И я сожалею о том, что я, вероятно, не понимаю. Но я опаздываю.
Она по-прежнему молчит. Бесполезно сейчас ее спрашивать, пойдет ли она в школу, понятно, что нет. Хотела бы я, чтобы мама хоть наполовину вела себя так же строго по отношению к Даре, как ведет себя в своей школе, где некоторые старшеклассники, скорее всего, называют ее «эта упрямая стерва».
Я уже на полпути к двери, когда Дара снова начинает говорить.
– Просто не притворяйся, хорошо? Я терпеть не могу, когда ты так делаешь.
Когда я оборачиваюсь к ней, она смотрит на меня со странным выражением лица, будто знает очень смачный, очень секретный секрет.
– Притворяться в чём?
– произношу я.
На секунду солнце заходит за тучу, и в комнате Дары становится темнее. Это как если бы кто-то закрыл окна, и сейчас, в полумраке, она выглядит словно незнакомка.