Исчезновение

Кормье Роберт

– Мальчик… сказал…, монахиня… следующая… - его тело дрожало, и в его грязном дыхании было не отрицаемо исходящее из него зловоние смерти.

Его руки дергались в конвульсии, когда он пытался схватить меня за руку.

– Идите, - скомандовал старик, и кровь полилась из его рта, будто это слово прибыло из темного, кровавого, полного проклятья подвала его души.

Он обмяк, разрушившись у меня в руках, выскальзывая из них. Я пытался мягко уложить его голову на локоть. На меня все еще смотрел его налитый кровью глаз. Все остальное, освобождаясь от боли, безвозвратно лишалось жизни.

Я пощупал пульс – его

не было. Какое-то время я все еще держал его безжизненную руку, затем закрыл его полный ужаса глаз.

Во мраке женский монастырь напоминал мне дремлющего динозавра, очертания которого вырисовывались на фоне ясного, ночного, летнего неба с яркой луной в зените. Я остановился посреди внутреннего двора, окруженного тенью кирпичных стен, рельеф которых в лунном свете был столь же ярким, как и в полдень. Пытаясь найти свет в каком-нибудь окне, я увидел мерцание лишь в одном из высоких, узких окон где-то в центре здания – без сомнения это была часовня, где круглосуточно молились монахини – и день, и ночь.

Я думал, что мне делать дальше – позвонить ли в колокол, что, несомненно, вызовет тревогу в монастыре. Но, возможно, было уже слишком поздно. Я совершил еще одну ошибку, придя сюда в столь поздний час? Уходя из гостиницы, я, анонимно и не представляясь, позвонил в полицейский участок, рассказав о теле, лежащем в вестибюле «Гленвуда». А затем я отправился сюда по ночному шоссе, стараясь не попадать в свет фар проезжающих мимо машин, чтобы не быть замеченным, осознавая при этом, что выгляжу достаточно растеряно и нелепо, в одиночестве идя вдоль обочины. Но, как бы то ни было, мне нужно было встретиться с этим мальчиком самому. Кто еще может его понять и помочь ему справиться с адом исчезновения?

– Ты?

Я аж подскочил от удивления. Голос застал меня врасплох откуда-то из темноты.

– Ты где? – спросил я, отчаянно оглядываясь вокруг.

– Ты мой отец? – переливался детский голос.

– Нет, я тебе не отец. Скажи, где ты?

– Здесь, - его голос звучал уже с другой стороны. – Кто ты, если ты мне не отец?

– Я твой дядя, а твоя мать приходится мне сестрой. Ты - мой племянник…

Он вышел, и я увидел его в лучах лунного света. Он уже не прятался за исчезновение: для своих тринадцати лет он был далеко не крупного телосложения, на вид я бы ему дал меньше, на его лбу извивалась прядь черных волос. Он поднес руку к носу и высморкался. Его глаза метались по сторонам. Он убрал руку, и я увидел его отвратительный и распухший нос, совсем не соответствующий его лицу. В его лице я искал знакомые черты, присущие Роз или Аделарду, а может и мне самому. Но не найдя ничего похожего мне вдруг показалось, что во всем этом была ошибка. Мне здесь нечего было делать, и надо было возвращаться обратно в Монумент, чтобы забыть об этом кошмаре. Он немного переступил с ноги на ногу, и теперь свет поймал его совсем по-другому. Да, я нашел признак эха Морё в легкости движения его тела. Оно напомнило мне кузена Джуля, а также выражение в его глазах – оно было мягким, как у Роз, и это невозможно было утаить.

– Я должен тебя убить, - сказал он.

Это был его голос, и вместе с тем не его. Он был надрывным, искаженным, уродливым, отделенным от него, будто звучащий из щелей где-то внутри его хрупкого тела.

– Ты не должен меня убить, - ответил я. – И,

вообще, ты не должен делать того, чего ты не хочешь.

– Я знаю… я знаю… - это снова был его собственный голос. Передо мной был растерявшийся и перепуганный мальчишка, и я видел дрожь его хрупкого подбородка.

Из его носа начало течь. Он вытер его тыльной частью ладони.

– Но я все равно собираюсь тебя убить, - сказал он другим голосом, острым и проникновенным. – А затем, монахиня…

– А кто затем? – спросил я, скрывая облегчение от мысли, что монахиня была в безопасности. Но что его другой голос?
– Ты собираешься убить каждого в этом мире?

– Я никого не хочу убивать, - это снова был голос мальчика. – Да, это я убил старого мошенника, и я не сожалею об этом. Я бил его и бил по голове за то, что он сделал со мной, - он коснулся своего носа. – И за то, что он сделал с моей Ма, которая ни разу и мухи не обидела в своей жизни. И я продолжал бы и продолжал…

– А что старик? – спросил я осторожно, но, приближаясь к нему, пытаясь показать, что я – не враг, а кровь его крови, член его семьи.

– Старик выдал тебе нас, – снова был этот уродливый голос.
– Он должен был умереть. Его голова должна была быть размозжена вдребезги. Монахиня – следующая.

Теперь я наблюдал за опасным соперничеством. Мне противостояли уже два противника, кроме мальчика самого, был еще некто, существующий в пределах него, будто использующий его личность для собственных целей, превращая его в убийцу.

– И что такого сделала монахиня, чтобы ее убить? – спросил я. – Зачем ей нужно причинять какой-либо вред?

Было ли возможно оставаться в контакте с мальчиком через эту его другую индивидуальность?

– Она знает… - затрещал голос.
– Она притворяется, что столь добра ко мне, а на самом деле она следит за мной, наблюдает…

– Заткнись, - закричал я. – Я не с тобой говорю. Мне нет дела до тебя. Я говорю с мальчиком, Оззи Слатером - не с тобой…

Мальчик посмотрел прямо мне в глаза, и я понял, что он смотрел куда-то не в мою сторону с самого начала нашей встречи. Его взгляд фокусировался где-то за моим плечом. Теперь наши глаза встретились.

– Ты на самом деле моя дядя? – спросил он.

– Да, - ответил я.
– А моя сестра Роз - твоя мать. Ты бы любил ее, Оззи, если бы знал. И она тебя любит…

– Она бросила его, - это был уже другой голос – резкий и обвиняющий.

– Ей пришлось это сделать, - сказал я мягко, тактично, пытаясь игнорировать этот голос, стараясь поддержать разговор с мальчиком. – У нее не было другого выбора. Она была молода в то время и не следила за собой. Она была в отчаянии…

– Что за мать, которая бросает свое дитя?

– Она хотела, чтобы ты жил. Она хотела, чтобы ее дитя жило. Она могла бы сделать аборт и убить тебя в утробе. Вместо этого, она прошла всю боль беременности, родов и крови. И она отдала тебя монахиням, чтобы они нашли для тебя хороший дом. Разве это не похоже на заботу?

– Как она выглядит? Она красива?

– Она прекрасна. И она любит тебя в глубине души. Это она рассказала мне о Ремзи. Я знал, что один из моих племянников должен быть наделен даром исчезновения, он где-то в этом мире. Она рассказала о тебе, где ты. Это от нее я узнал, как она тоскует о тебе, как ей тебя не хватает. И я нашел тебя. Для нее…