Исчезнувшая невеста
Шрифт:
– Зачем? – спросил герцог после паузы. Он сам почувствовал, что вопрос прозвучал слишком резко.
Мистер Данблейн бросил на него быстрый взгляд из-под кустистых бровей.
– Чтобы приветствовать нового вождя клана, как это принято в Шотландии. Все с нетерпением ждали вашего возвращения.
Герцог ничего не ответил на это.
В самом деле, после такого заявления трудно было сказать, что он вообще-то и не собирался возвращаться.
Герцог вспоминал, как члены клана приветствовали его отца – на собраниях
Теперь герцог понимал, что вождь, как и в стародавние времена, представляется членам клана каким-то высшим существом, почти богом. И глупо было надеяться, что это первобытное преклонение осталось в прошлом.
Герцог жалел, что не написал Данблейну в своем письме, чтобы тот не устраивал из его приезда шумихи. Ему не нужны никакие церемонии; он не хочет, чтобы эти дикари плясали вокруг него, словно африканцы вокруг своего божка!
Но герцог понимал, что, даже если бы он написал об этом, никто не принял бы его слов всерьез.
Вождь – отец своего клана: как прежде, он властен над жизнью и смертью своих людей; как прежде, отвечает за их благополучие.
Разве не читал он об этом во время учебы в Оксфорде? Герцог припомнил, как объяснялось в учебнике истории положение вождей во время мятежей 1715 и 1745 годов:
«Власть вождя, как владельца земли, полководца, судьи и» отца народа «, была абсолютна и непререкаема; впрочем, в некоторых случаях он мог советоваться с членами своей семьи и наиболее уважаемыми членами клана».
«Одно я знаю точно, – мрачно подумал герцог, – у меня нет ни семьи, ни желания с кем-либо советоваться». Отца его, слава богу, нет в живых; покинула этот мир и сестра Дженет.
Остался Торквил – безмозглый юнец, из-за которого герцогу пришлось покинуть уютный и цивилизованный Лондон.
Впрочем, сообразил герцог, наверняка есть еще какие-нибудь дальние родственники, которых он не помнит. И он как бы между прочим поинтересовался у Данблейна:
– А в замке кто-нибудь остался?
– Только Джейми, ваша светлость. Герцог удивленно поднял брови.
– Джейми?
– Младший сын леди Дженет.
– Ах, да!
Герцог, разумеется, помнил о существовании младшего племянника, хотя и позабыл его имя.
Ведь именно появление на свет этого мальчика стоило несчастной Дженет жизни.
– Прекрасный мальчик, – продолжал мистер Данблейн, – храбрый, любознательный, искатель приключений, – словом, настоящий Макнарн!
– Кажется, мои племянники слишком любят приключения! – резко отозвался герцог.
Мистер Данблейн бросил на него недоумевающий взгляд и ничего не ответил.
И вдруг, совершенно неожиданно как для герцога, так и для лорда Хинчли, из-за пологого холма, заросшего вереском, появились несколько десятков всадников и поскакали прямо к ним.
Руки их были вскинуты
Этот вопль, полный первобытной ярости, в былые времена призывал членов клана к бою с врагом.
Герцог знал, что этот клич – символ клана, так же неотделимый от него, как и веточки вереска или мирта, которые члены клана по традиции прикрепляли к головным уборам.
Клич повторялся снова и снова. Затем к нему присоединились резкие звуки волынок, и члены клана, спешившись, стройной колонной направились к замку.
«Я предчувствовал что-то в этом роде», – подумал герцог, возглавляя процессию.
Лорд Хинчли и Данблейн ехали на шаг позади; замыкали отряд шестеро конных слуг.
Минутой позже пронзительный звук волынок был заглушен радостными криками: несколько сотен местных жителей, выстроившись вдоль дороги, приветствовали своего вождя.
Все они были одеты грубо и довольно бедно; но по ширине их плеч, по крепости мускулов, по гордости, сквозившей в каждом движении, герцог понял, что с этими людьми нельзя не считаться.
В царящем шуме герцог не мог здороваться с каждым отдельно: в ответ на приветствия он только кивал головой и махал рукой.
Наконец процессия достигла ворот замка – и вдруг, словно по команде, крики смолкли.
Члены клана молча смотрели на своего вождя, словно ожидая от него чего-то. Теперь, приглядевшись внимательнее, герцог заметил поодаль женщин и детей: они не принимали участия в ритуале встречи, робко держась в стороне.
Герцог намеревался прямо проследовать в замок, но какое-то чувство, более сильное, чем его желание, заставило его остановиться и повернуться к собравшимся.
– Благодарю вас всех, – произнес он глубоким звучным голосом. – Спасибо за теплую встречу, и да сопутствует вам удача!
Это старинное приветствие пришло к нему из глубин памяти; но самое удивительное, что он произнес эту фразу по-гэльски – на языке, на котором он не говорил уже двенадцать лет.
Члены клана вновь разразились громкими приветственными криками. Герцог поднял руку, словно салютуя им, и, повернувшись, вошел в замок.
– А теперь объясните, что натворил мой племянник, – обратился герцог к Данблейну.
После обильной трапезы лорд Хинчли отправился отдохнуть с дороги, а герцог с Данблейном прошли в библиотеку, где любил работать отец.
Переступая порог, герцог подсознательно ожидал увидеть в кресле у окна, из которого открывался вид на лощину, ненавистную мрачную фигуру отца.
Огромный, зловещий, словно химера на старинном соборе, отец сидел здесь целыми днями, немигающим взглядом обозревая из окна свои владения.
Как ни странно, комната, представшая теперь взору герцога, ничем не напоминала логово чудовища.