Исчезнувшие в Кадыкчане

Гордатий Кристина

Внедорожник тряхнуло, и Маша в очередной раз очнулась от дремы. Белесая мгла за окнами съедала день, словно это был огромный пышный торт из белого крема. Девушка ела такой однажды в кафе, в Якутске, в свой день рождения. Она только что окончила школу, и родители решили подарить ей поездку в столицу республики. В Якутске жила двоюродная сестра отца, тетя Сайнара. У нее хорошая квартира в новом микрорайоне Прометей. Единственную племянницу Сайнара Кундуловна любит. Даже предлагает поселиться у нее, если Маша, конечно, поступит в какой-нибудь институт в республиканской столице. Племянница была и рада ее приглашению, и не рада. Хорошо, конечно, иметь жилье, где можно поселиться на время учебы. Квартира у тети большая, а живут в ней всего двое, так что местечко найдется. Однако под присмотром Сайнары Кундуловны не

развернешься.

Долго не гуляй, ложись не позже двенадцати, в выходные помогай с уборкой и ходи с тетей по магазинам. Какая радость от такой студенческой жизни? И ведь в общагу не сбежишь. Сайнара Кундуловна обидится. Вот еще почему Маша не хотела учиться в Якутске. Да и вообще, если уж отрываться от всего привычного, то по полной. Выбор большой. Магадан, Чита, Хабаровск… Некоторые в Китай или Японию уезжают, но Маше Туму совой не хотелось на восток, ее тянуло на запад. В географическом смысле. Из школьных уроков она знала, что северо-восток Евразии по площади значительно превосходит ее европейскую часть, но на самом деле люди здесь сосредоточены на крохотных островках более-менее цивилизованной жизни, а все остальное пространство занимает дикая природа с ее сопками, тайгой, тундрой, болотами, озерами и реками. С ее бесконечными снегами и морозами зимой и тучами комаров и гнусов летом.

Винить в этом некого. Так уж сложилось исторически. Однако Маше Тумусовой не было никакого дела до истории. Предки – далекие и близкие – сами строили свою жизнь как могли. А она свою – как сама захочет. И не здесь, а там, где города настолько большие, что почти сливаются друг с другом, где ночью почти так же светло, как днем, где не слышно воя зимнего ветра и истошного лая собак, где всегда весело и интересно. О трудностях, которые ее ожидают в большом незнакомом городе, девушка не думала. Главное – попасть туда, а уж там она сориентируется. Не глупее прочих. В аттестате ни одной тройки. Итоговый балл ЕГЭ – восемьдесят девять. В якутские или магаданские учебные заведения она с такими результатами легко поступит даже на бюджет. В Москве будет сложнее. Маша понимала это, она не дурочка.

– Что-то наша кырасаабысса [1] призадумалась, – ехидно заметила Катька Семенова. – О чем размечталась, Маарыйя?

Катька была самой старшей в их компании. На вид ей около тридцати, хотя свой настоящий возраст она скрывает. В тусовке Машиных друзей Семенова оказалась случайно. Она уже успела побывать замужем, но овдовела в прошлом году. Ее муж замерз по пьяни, когда термометр показывал минус сорок. Обычное дело в поселке. Катька работала продавщицей в продуктовом. Высокая, рыжая, языкастая – парням такие нравятся. На лыжах она кататься не умела. Зачем ее Олег взял с собой, Маша понимала, но помалкивала. Стоит лишь намекнуть, что догадываешься, и поездка, считай, испорчена. Уж Катька сумеет сделать так, что кырасаабысса Маарыйя свету белого невзвидит. Маша не понимала, за что ее невзлюбила Семенова, может, из-за Олега? Откуда этой продавщице знать, что Тумусова только считается девушкой Олега Карпухина…

1

Красавица (якут.).

Был еще один момент. В Артыке – дружба народов. Русские, якуты и чукчи живут одной семьей. Порой – в буквальном смысле. Смешанными браками в поселке никого не удивишь, но это как-то странно сочетается с двусмысленным отношением к детям-полукровкам. Никто, само собой, никому в глаза не тычет тем, что папа у тебя, скажем, русский, а мама – якутка или наоборот. Однако кто из полукровок не ловил на себе косые взгляды и не слышал шепотки, вызванные каким-то инстинктивным неприятием самого факта их существования? Отец Маши был якутом, а мама из чукчей. Сама-то Маша считала, что взяла лучшее от обеих народностей. И ей, в общем, безразлично, кто и что о ней думает, но вот перед такими тонкими подковырками она была порою беззащитна.

– Ну что молчишь, подруга? – продолжала Семенова.

– Отстань ты от нее, – буркнул Олег, не отрывая взгляда от дороги.

– Молчу-молчу… А то еще высадишь.

– Могу и высадить, – откликнулся тот. – Баба с возу, кобыле легче.

Катька

обиженно засопела, но язык все-таки попридержала. Она знала Карпухина. Тот и впрямь мог ее высадить в метель на трассе, где редко проезжают машины. Бросить, конечно, не бросит, но страху натерпеться заставит. Олег потому и нравился девчонкам, что был способен на такие поступки, но при этом никто не упрекнул бы его в жестокости. Он просто не любил людей, которые из-за своей глупости и мелочности мешают жить другим. Думал ли он в этот момент о Маше Тумусовой или приструнил Катьку просто для того, чтобы в машине не началась свара, неизвестно.

Хорошая погода, обещанная прогнозом, медленно, но верно превращалась в плохую. Пока было темно, небо оставалось ясным. Звездная изморозь покрывала бархатный купол от края до края, но когда стало светать, потянулись с северо-запада тучи, закружились в воздухе первые снежинки, вытягиваясь через дорожное полотно белыми струйками поземки.

Какими бы соображениями ни руководствовался Олег, Маше было приятно, что он за нее заступился. И теперь она принялась искоса на него поглядывать, любуясь профилем худощавого лица, не красивого, но мужественного. Реакция соперницы не замедлила последовать. Катька засопела еще громче, и эти звуки сейчас были для Маши приятнее музыки. Впрочем, они ей вскоре надоели, и девушка воткнула в свои аккуратные ушки микронаушники и сделала музыку погромче. Снежинки летели навстречу свету фар, и уже казалось, что это не внедорожник мчится сквозь метель, а плывет в облаке планктона субмарина. Из-за снегопада и без того неяркий день потускнел еще больше. По обе стороны дороги уже нельзя было разобрать ничего, кроме белых увалов в серой щетине деревьев.

Музыка гремела в ушах и поневоле навевала дрему, в которой реальность, мечты и воспоминания смешивались в какие-то совершенно бессмысленные обрывки коротких сновидений. Постепенно промежутки между дремой и пробуждением все увеличивались. Видимо, начался относительно ровный участок дороги. И как это нередко бывает, чем глубже засыпала Маарыйя, тем причудливее становились ее сны… Ей снилось, что огромный мужчина с большими крыльями подхватил ее и понес в снежную, сверкающую под солнцем даль. Вдруг стало ясно, что это не мужчина, а гигантский орел… Орлиные перья пушистым облаком окутали ее. От этого девушке было одновременно и приятно, и страшно. И вместе с тем ей слышался голос, который размеренно напевал:

Сделай вот что: возьми свой лук,Две стрелы к нему припаси,Отправляйся в другую страну,Длинный холм в той стране найди.На холме огромный орелПокрывает крылами холм,Чтоб никто в страну не вошел,Охраняет дорогу он.Подкрадись к холму, и стрелуНаложи на лук, и стреляй,Целься в голову ты ему,Или он заклюет тебя…

Внедорожник тряхнуло, и Маша проснулась. Странный напев, который звучал в такт англоязычной песне, что проигрывалась в ее телефоне, все еще вертелся в голове. Девушка непонимающе огляделась, не сразу осознавая, где она находится. Сон и явь все еще мешались. Наконец, она вспомнила, что едет с Олегом и другими ребятами на Снегорку. В пути они находились уже больше пяти часов, но не одолели и половины. Пейзаж за окнами автомобиля окончательно поглотила метельная мгла, лишь по смутным очертаниям сопок можно было заметить, что дорога иногда плавно поднимается и опускается. Различить теперь, где небо, где земля, было невозможно. Словно машина с пятью пассажирами и водителем и впрямь превратилась в подводную лодку, пронзающую толщу снежного океана.