Исчезнувший принц
Шрифт:
Рэт до такой степени распалился от своих слов, что заставил Марко задуматься о странных и сильных чувствах, которых сам он никогда не испытывал. Явно Рэт уже давно обо всем этом думал тайком, про себя. Несколько минут Марко лежал молча, подыскивая ответ и нужные слова, и, наконец, нашел их, как находил прежде.
— Возможно, все так и случилось бы, живи ты с другими людьми, с таким же образом мыслей, как твой, и если бы ты не понимал, как неверно и даже глупо так думать. Но, понимаешь, если бы ты был на моем месте, то отец научил бы тебя многому и тем истинам, которые он
— А какие же это истины?
— О! — ответил, как бы совершенно не задумываясь, Марко. — Нельзя, например, открывать доступ в мир злым и жестоким мыслям точно так же, как нельзя давать волю бешеным животным. Такие мысли тоже порождают род бешенства, безумия, и они разрушительны прежде всего для самого человека, для тебя то есть.
— Что ты хочешь сказать? — воскликнул Рэт.
— Понимаешь, — хладнокровно пояснил Марко, лежа на постели и глядя на отражение света уличного фонаря на потолке, — в тот день, когда я первый раз попал в вашу «казарму», не подозревая, что ты принял меня за кого-то вроде шпиона, ты очень разозлился и кинул в меня камень. Если бы
я тоже разозлился и накинулся бы на тебя и началась драка, чем бы это кончилось для всех нас?
Рэт сразу же ответил, как очень воинственный генерал.
— Я бы скомандовал взводу «в штыки», и они бы избили тебя до полусмерти, но ты сильный парень и тоже успел бы сдать сдачи.
И вдруг голос Рэта дрогнул от ужаса.
— Какой же я был дурак! — закричал он. — Ведь я тогда бы никогда не попал сюда! И никогда бы не встретился с ним!
И даже при свете фонаря Марко мог заметить, как он смертельно побледнел.
— Да, взвод мог легко меня избить до полусмерти, — согласился Марко. — Да, они могли и убить меня, если бы захотели. Но кому бы от этого стало лучше? Все это сочли бы потасовкой уличных мальчишек, но в результате — полиция и тюрьма.
— Но ты говоришь так, потому что он воспитал тебя. Ты пришел как ни в чем не бывало и просто спросил, что мы делаем, и вид у тебя был такой, будто ты сильнее любого из нас, и другой, чем мы, другой. И я еще подумал, отчего это он так ведет себя, так спокойно и твердо. Теперь-то я знаю. Это потому, что он тебя всему научил. Он мудрец.
— Да, он знает многое, что известно мудрецам, но он знает больше них. И он говорит, что это все просто и естественно. Это закон природы. Ты можешь бьггь или на этой, или на той стороне. Как в армии. И ты выбираешь, на какой стороне быть. Ты или строишь, или разрушаешь. Либо ты на стороне света, позволяющего тебе видеть, либо — на стороне тьмы и борешься со всеми, кто приближается к тебе, потому что в темноте любого человека принимаешь за врага.
— И ты, значит, не ревнуешь? — тихо, почти беззвучно спросил Рэт. — Ты можешь поклясться, что нет?
— Я не ревную, — ответил Марко.
Рэт, казалось, возбудился еще больше и с жаром произнес:
— А я этого боялся. Я боялся с самого первого дня, как попал сюда. Мне казалось, что
— Но ты все выполнишь по первой же его просьбе, когда будешь готов, и он об этом знает.
— Неужели знает? Ты правда так думаешь? — вскричал Рэт. — Хотел бы я, чтобы он меня испытал! Очень бы хотел.
Марко повернулся лицом к Рэту и привстал, опираясь на локоть.
— Давай подождем, — прошептал он. — Подождем.
Наступило молчание, а потом Рэт прошептал в ответ:
— Подождем чего?
— Чтобы он убедился в нашей готовности к испытаниям. Неужели ты не понимаешь, как глупо с нашей стороны было бы тратить время на такие пустяки, как ревность? Ведь мы еще только мальчики. Да вдобавок он вдруг увидит, что мы просто глупцы. Когда ты снова станешь ревновать ко мне или Лазарю, просто уединись где-нибудь и подумай о нем. Не думай о себе, не думай о нас. Он такой спокойный, что, думая о нем, тоже становишься спокойнее. Он меня научил, когда дела идут плохо, когда чувствуешь себя одиноким, надо сесть и вспомнить о том, что мне нравится, — о картинах, книгах, памятниках, разных замечательных и красивых местах. Это оттесняет плохие мысли, выгоняет их совсем, и голова начинает работать, как ей положено. Он не знает, что я почти все время думаю о нем. Он сам — лучшее, о чем можно подумать. Ты попытайся. Ведь ты на самом деле не ревнуешь, ты только думаешь, что ревнуешь. Надо только вовремя остановиться, чтобы это понять.
У Рэта перехватило горло, он закрыл глаза руками.
— О Господи! Господи! — если бы я всегда жил рядом с ним, как ты. Если бы мне так повезло!
— Но мы оба теперь живем рядом с ним, — возразил Марко, — нам есть о чем подумать. — И он придвинулся ближе к краю кровати. — Короли, которых готовили к тому, чтобы править Самавией, ждали этого один за другим, несколько веков. Мы тоже можем подготовить себя, чтобы выполнить свой долг, если что-нибудь потребуется от двоих мальчиков, хотя нас всего лишь двое. Когда скажут, что настало время и позовут нас, мы скажем: «Здесь!» А сейчас давай об этом будем думать, пока не заснем.
13
ЛОРИСТАН ПРИСУТСТВУЕТ НА ВОЕННЫХ УЧЕНИЯХ ВЗВОДА. А МАРКО ВСТРЕЧАЕТ САМАВИЙКУ
О взводе они тоже не забывали. Лористан расценил бы небрежность по отношению к нему как нарушение воинского долга.
— Ты должен помнить о своих солдатах, — сказал он Рэту через два-три дня после того, как тот поселился у него в доме. — Ты должен продолжать их учить. Марко мне говорил, что у тебя это очень хорошо получается. Не давай им разбалтываться.