Ищи на диком берегу

Монтгомери Джин

Захар кивал, продолжая набивать рот пахучим ржаным хлебом. Полушубок он давно уже скинул на пол. Он утолял свой волчий голод хлебом и капустой до тех пор, пока лоб его не покрылся испариной.

Тогда он обратился к сотрапезникам:

— Может, кто из вас слыхал о моем отце, Иване Петрове?

Захар рассказал им, зачем он пришел сюда, на Аляску, по памяти описал отца: черные кудрявые волосы, весельчак.

Люди качали головами. Иван Петров — имя обычное, к тому же имя всегда

можно переменить. Нет, никто не знал такого.

Но тут на дальнем конце стола раздался писклявый голос:

— Похоже на лейтенанта Спайса. Помните такого? Лейтенанта Спайса.

Захар вытянул шею, чтобы увидеть говорившего — лысого старичка с ввалившимися щетинистыми щеками. Илья зашептал Захару на ухо:

— Это Венька, старожил. Пришел вместе с Барановым в 1791-м. Сейчас он пономарем при церкви. Немного того… — Илья многозначительно постучал пальцем по лбу и захихикал.

Беззубый, шепелявый Венька продолжал:

— Ну да, лейтенант Спайс. Вот тот был кудрявый, ничего не скажешь. Только росточка был малого. Резвый такой, жилочки в нем так и играют. Да нет, пожалуй, мелковат он был, а ты вон какой вымахал. — Венька визгливо закудахтал: — И никакой он был не лейтенант! Это его просто прозвали так — лейтенант Спайс…

Кто-то прервал его бессвязную болтовню:

— Что там у вас случилось, на «Екатерине»?

Захар был первым из спасенных, с кем можно было поговорить. Вопросы так и посыпались на него.

Захар рассказал им, что знал: про страшный шторм, про крушение, как ему удалось спастись. Плавание в баркасе он помнил смутно. Спросили, конечно, почему только он остался в живых из всей вахты.

— Я внизу был, — отвечал он со смущенной улыбкой, — внизу, в трюме. Коров доил.

— Коров доил? — За столом раздался веселый смех.

— А хоть бы и так, зато жив остался, — упрямо сказал Захар.

После обеда он отвел в сторону старого пономаря:

— Я бы кой-чего спросить хотел, про этого — про лейтенанта Спайса.

Что ни говори, а старик мог навести на след, хотя и туманный.

— Ну да, ну да! — закудахтал Венька. — Как же, помню, лейтенант Спайс. Черные кудри у него были, точно как ты сказал.

Он глядел вслед мужчинам, которые гуськом потянулись к дверям. Захар напряженно ждал. Потом до него вдруг дошло: старик забыл, чего от него хотят.

— Похож он был на меня? — спросил Захар.

Венька строптиво затряс головой:

— Я же тебе сказал: слишком он мал, чтобы быть твоим отцом. С чего ты взял, что он тебе отец?

— Ну, виноват, запамятовал, — примирительно сказал Захар. — А чем он занимался, лейтенант Спайс? Что с ним сталось?

— С кем? Ах, этот. Не помню я. То ли помер, то ли подался куда-нибудь: на Умнак,

или на Унимак, или Кадьяк, а то еще куда.

Захар не подал виду, что разочарован. Зато он понял, как велика Аляска. «Хотя, конечно, — подумал он, — главный правитель Баранов, тот должен знать, что сталось с моим отцом. Уж у него-то живой человек не затеряется».

На следующий день Захар постучался в двери барановского дома — толстостенного строения на вершине холма, господствовавшего над городом. В руках он держал письмо отца Сергия. Сердце Захара часто стучало, в горле пересохло. Еще бы, ведь ему предстояло увидеть самого «Хозяина Аляски».

Стройный человек лет тридцати, в темном костюме, открыл ему дверь. От неожиданности Захар оторопел. Почему-то ему казалось, что все здесь должны ходить только в мехах и шкурах. Кой-как Захар объяснил, кто он такой, сказал и о письме.

— Входи, — кивнул молодой человек. — Я — Куглинов, секретарь главного правителя.

Говорил Куглинов со скучающим видом, руки не подал. Он ввел Захара в небольшую библиотеку и оставил его ждать там.

Захар прохаживался вдоль полок с книгами в красивых кожаных переплетах. Жадными глазами ненасытного книгочея пробегал он названия книг на корешках. На книжных шкафах стояли искусно вырезанные модели кораблей. На стенах висели грамоты. На самом видном месте красовалась — в рамке и под стеклом — грамота, подписанная самим царем, о производстве Баранова в чин коллежского советника. Рядом висела другая — о назначении его главным правителем Российских колоний в Америке. Захар стал было разглядывать их, но тут Куглинов позвал его в кабинет Баранова.

Это была просторная комната, из окон которой просматривался весь Ситкинский порт. В одном углу за столом, заваленным толстенными конторскими книгами, сидел молодой человек в черном сюртуке и что-то усердно писал. Из-за железной печи, вишнево-красной от жара, в комнате было душно, как в парнике. Захар украдкой вытер о полушубок вспотевшие ладони.

За большим письменным столом сидел, нахохлившись, щуплый старик и глядел в окно на гавань. Куглинов подвел к нему Захара:

— Дядюшка, это Захар Петров. У него письмо для вас.

Выцветшие голубые глаза безразлично взглянули на Захара. Захар неуклюже поклонился и вручил письмо. С душевным трепетом глядел он сверху вниз на блестящую лысую макушку, окаймленную седыми волосами.

Секретарь протянул было руку, чтобы взять письмо у старика, но Баранов раздраженно отмахнулся от него.

— Сам, сам прочту, — капризно сказал он. — Оставь меня.

Куглинов начал перебирать бумаги на столе.

— Довольно, — проворчал старик, — оставь меня.