Ищи на диком берегу
Шрифт:
Алеуты вели против него форменную партизанскую войну. Это уже не было похоже на обычное поддевание новичков на борту корабля. Кроме того, рассуждал Захар, алеуты слишком покорный, нерешительный народ, чтобы позволять себе такие шутки с русским. Кто-то должен был подбивать их на это.
Захар все чаще обращал внимание на байдарщика, который с ведома Ильи командовал остальными охотниками. Этого коренастого, с литыми плечами алеута из Росса звали Тайин. У него были необычные для алеутов желтые глаза, которые временами казались янтарными. Когда кто-нибудь из его
Проделки алеутов до предела натягивали нервы Захара, который и без того был в безнадежно плохом настроении. И наконец, однажды вечером, когда корабль стоял на якоре у входа в залив Сан-Франциско, Захар не выдержал. Весь день алеуты охотились в бухтах и фьордах пролива, ведущего в этот большой залив. Ведя счет добыче, Захар стоял на палубе рядом с растущей горкой тушек морских бобров. От их вида и запаха у Захара все переворачивалось внутри.
На борт поднялся последний охотник и тяжело уронил убитого котика прямо под ноги Захару. Когда туша шлепнулась на палубу, из вспоротого брюха вывалились внутренности. Захар отскочил, но зловонная кровавая каша обдала его сапоги и забрызгала штаны.
Захар обрушился с бранью на охотника, маленького, невзрачного алеута. Тот бросил на него испуганный взгляд и убежал в трюм. Рядом стоял и ухмылялся Тайин. Его глаза ускользнули от яростного взгляда Захара.
И тут Захар взорвался. Один прыжок — и он схватил Тайина за плечи, навис над его приземистой фигурой:
— Это ты его подговорил? Ты их всех подбиваешь на эти пакости, так ведь?
Глаза алеута замерцали янтарным блеском.
— Убери руки, господин Петров, — сказал Тайин ровным голосом.
— Сами они бы не решились. Это ты их подзуживаешь! — Захар еще крепче вцепился в тяжелые плечи Тайина и встряхнул его.
— Руки убери, — повторил алеут. Краска залила его широкое смуглое лицо.
Захар снова встряхнул его. Одним резким движением плеч Тайин сбросил руки Захара и отскочил. Они стояли друг против друга со сжатыми кулаками.
— Эй вы там! А ну кончайте! — Илья встал между ними. — Вы что? — Он понизил голос и тревожно оглянулся: нет ли поблизости капитана? — Чего не поделили?
— Ничего, господин Мишкин, — угрюмо проворчал Тайин, не сводя с Захара своих тлеющих желтых глаз.
— Это наше дело! — огрызнулся Захар. Он не стал бы жаловаться Илье, даже если бы алеуты заживо содрали с него кожу.
— Ладно. Пошел вниз, Тайин, — скомандовал Илья.
Алеут строптиво покосился на партовщика, но все же нехотя подчинился.
Позже Захару удалось поговорить с Тайином с глазу на глаз. Гнев Захара утих, и он уже сам стыдился своей вспышки. Но он твердо решил выяснить, за что алеуты травят его.
На его вопросы Тайин реагировал как обычно: пожимал плечами и что-то мычал, делая вид, что не понимает, чего хочет от него Захар. Но в конце концов он сказал:
—
— Чего, чего?
— Номер на байдарке. Ты сказал господину Мишкину: забери имя, дай номер. — Его лицо медленно наливалось кровью.
— Ах, ты вот о чем. Ну да. Это я предложил. Ну и что?
Тайин не спешил с ответом. Долго безразлично глядел вдаль, потом перевел тяжелый янтарный взгляд на Захара:
— Ты имеешь имя, да? Господин Петров твое имя, да? А ты хочешь номер? Хочешь, чтобы тебя звали «номер три»? Или «пять»? Или «пятнадцать»? «Эй ты, Пятнадцать!» Ты это любишь?
— Ах, я не знаю. — Захару стало не по себе. Нет, ему бы это не понравилось. Он Захар. Захар Иванович Петров. — Да какая вам разница?
— Чертовско большая разница — взять у человека имя. Но ты думаешь, нашему человеку все равно. «Алют!» Глупый, как мускусный бык. Алют ничего не чувствует, ничего не знает.
Захар неловко переминался с ноги на ногу.
— Я тебе скажу, — продолжал Тайин бесстрастным голосом. — Номер приносит беду. Первая охота из Росса, первый раз номера, очень нехорошая охота. Номер шесть мертвый. Номер шесть мертвый. Номер два, номер два — мертвые. — Теперь его голос был хриплым, на скулах выступили багровые пятна. — Четыре моих брата нет. Мертвые. Не номер. Человек.
— Ах ты боже мой… Я виноват. — Захар прикусил губу. Ему показалось, что он увидал слезы в этих желтых глазах. Но Тайин быстро отвернулся. — Я скажу господину Мышкину, чтобы убрал номера. (Захар знал, что теперь в номерах никакой нужды не было. Ведь он сам вел счет.) А ты скажи своим, чтобы они перестали, ладно?
Тайин ушел, не сказав ни слова.
Илья охотно согласился закрасить номера на байдарках и вернуться к именам. Он вообще готов был на все что угодно — только бы к ним вернулась удача.
Однако алеуты не угомонились, они стали еще более дерзкими. Захар понял свою ошибку. Нельзя было показывать, что их проделки задевают его за живое. Почуяв слабинку, они стали еще неутомимее травить его. Захар сдерживал себя, стиснув зубы, старался не обращать внимания на своих мучителей. Но внутри у него все кипело. Его прежняя добродушная беззаботность сменилась угрюмостью. Он стал враждебно относиться ко всем алеутам и особенно — к Тайину. Казалось, эти желтые тигровые глаза с ухмылкой провожали каждый его шаг. Впервые в жизни Захар возненавидел человека.
Однажды утром до восхода солнца байдарки отплыли на охоту в залив Сан-Франциско. Корабль бросил якорь вне залива — подальше от испанского форта на скале, господствовавшей над внутренней частью пролива. Байдарки могли безопасно пробираться по проливу мимо испанских пушек только у противоположного берега.
Как только солнце съело туман, воздух задрожал, замерцал от зноя. Но перед заходом солнца прохладный бриз снова нагнал туман. Захар шагал по палубе, дожидаясь возвращения охотников. Сырой туман окутывал верхушки мачт и стлался по палубе седыми прядями. Корабельные фонари бросали тусклые желтые отсветы на влажный настил.