Ищите Солнце в глухую полночь
Шрифт:
«Догадывается! Хотя и вряд ли обо всем...»
– Да, конечно...
– Так что же вы молчите?
– В общем так... – негромко начал Минский. – После Нового года поезжайте куда-нибудь на юг. Если не достанете путевку у себя в университете, позвоните мне – попытаюсь помочь...
Минский замолчал; очень трудно было сказать ему это.
– Спасибо, доктор, – сказал Шелестин, не сводя с него глаз. – Но ведь не за этим же вы позвали меня?
– Конечно... Вы должны бросить факультет, Шелестин.
Шелестин
– Но я об этом слышу не в первый раз. И четыре года назад мне говорили то же самое, однако...
– Вы не так меня поняли, – решительно прервал его Минский. – Вы должны уйти из университета и вообще прекратить учебу. Совсем, понимаете?
Улыбка медленно сходила с лица Шелестина. Минский отвернулся.
– Так... – тихо проговорил Шелестин низким, сразу изменившимся голосом. – Настолько плохи мои дела?
– Да... Послушайте, Шелестин, – Минский повернулся к нему, – давайте разбираться объективно... – «Господи, какая глупая фраза!..» – и досадливо поморщился.
– Что ж, давайте разбираться объективно...
– Ваши дела действительно плохи, но ведь никаких дел – ни хороших, ни плохих – вообще могло не быть... Вы должны были умереть еще там, в тайге, вы знаете это? Один бог ведает, почему вы остались живы. Вы должны были умереть здесь, но вопреки всем предсказаниям опять-таки остались живы. Откровенно говоря, я до сих пор не могу понять почему. Целый месяц вы путешествовали между жизнью и смертью, и не было ни одного дня, когда я с уверенностью мог бы сказать себе, что на следующее утро застану вас в живых. И все-таки вы остались живы. Что ж, лучшего и не придумаешь. Живите. Но не так, как раньше, иначе вы неминуемо погибнете... Вы слушаете меня?
– Да, – сказал он, не поднимая головы.
– Еще два-три обострения – и вам конец, – не сразу сказал Минский. – И мы ничем не можем вам помочь – слишком много потрясений обрушилось на ваш мозг. Но вы еще долго проживете. Лет тридцать-сорок я вам гарантирую, Шелестин. – Минский попытался улыбнуться. – Но бросайте физику, бросайте учебу и вашу работу. Уезжайте отсюда куда-нибудь в город поменьше, потише. Поступите на какую-нибудь спокойную работу – библиотекаря, например. Поменьше читайте и избегайте всего, что связано со значительным умственным напряжением. Вы понимаете меня?
– Да, конечно, доктор, – не сразу отозвался Шелестин. – Я отлично понимаю вас... Ведь все это очень просто. Маленький домик на окраине, сад, красивая жена, трое прелестных ребятишек... Утром традиционный кофе – не слишком крепкий, конечно, ведь мне нужно беречься, неизменная газета – а что новенького на четвертой странице? Дважды в неделю кино, в субботу танцы – смотрите, вот идет муж красивой жены, и где она только откопала такого? И целых тридцать, а то и сорок лет жизни впереди... Какая идиллия, доктор, не правда ли?
– Но что же делать...
Шелестин низко опустил голову и задумался.
Во дворе круглый как шарик малыш пытался взобраться с санками на гору. Ему удалось
Взобрался.
– Почему вы молчите?
– Я думаю, доктор, я думаю... – медленно проговорил Шелестин. – А сколько лет я проживу, если, допустим, все же не брошу ни работу, ни учебу, и что из всего этого выйдет?
– Что вы надумали?
– Пока ничего. Просто интересуюсь. Ведь это же очень интересно... Так все-таки сколько?
– Не знаю. Все зависит от того, насколько интенсивно вы стали бы убивать себя... Может быть, только год, а может быть, и десять лет...
– Может быть, и больше?
Он был удивительно спокоен, и это спокойствие сбивало Минского с толку. Он все еще не мог понять, чего Шелестин хочет.
– Да нет, не думаю...
– А чем это кончится?
– По всей вероятности, кровоизлиянием в мозг и немедленной смертью.
Шелестин улыбнулся.
Минский с изумлением взглянул на него.
– Но ведь это в худшем случае, доктор.
– Нет, Шелестин, – решительно сказал Минский, – это в лучшем случае. В худшем случае вы сойдете с ума от боли и еще два-три месяца протянете на наркотиках. Ведь вы, наверно, и сами видели таких больных...
– Да, видел... – Шелестин опустил глаза и сказал: – Значит, в среднем пять с половиной лет...
– Бросьте шутить, Шелестин.
– А я не шучу, доктор, – он поднял на него глаза, и только тут Минский все понял. – Я серьезен, насколько вообще можно быть серьезным. Итак, пять или шесть лет – это реально? При том, конечно, условии, что я буду достаточно осторожным?
– Слушайте...
– Пожалуйста, не перебивайте меня. Я спрашиваю – это реально?
– Да.
Шелестин немного помолчал и сказал:
– Дайте мне выписку из истории болезни.
– Зачем она вам сейчас?
– Дайте, – повторил он.
Минский протянул ему листок и сел. Только сейчас он почувствовал, насколько устал. Что-то странное происходило в этой комнате...
Шелестин внимательно прочел выписку, повторил вслух последнюю фразу: «По состоянию здоровья учебу продолжать не может...» – и, разорвав листок, развел руками.
– Извините, доктор, но это не годится. Надо будет написать еще раз. И не забудьте изменить последнюю фразу. Уберите слово «не» – и только.
– Это невозможно.
– Вы сделаете это, доктор.
– Нет.
– Почему?
– Но вы же понимаете...
– Да, – прервал его Шелестин, – понимаю. Именно поэтому я и прошу вас.
– Я не могу этого сделать.
Шелестин смотрел прямо на него пристальным, немигающим взглядом и тихо говорил:
– Не думайте, что ваша новость застала меня врасплох... Я и без того подозревал, что мои дела неважны. Правда, я не знал, что они настолько плохи, но и этот вариант я тоже учел. И я все это уже обдумал, доктор. И еще раз прошу вас – дайте мне другую выписку.