Ищите 'Волка' !
Шрифт:
Подошла официантка. Пока она расставляла на столе еду, Васютин откупорил бутылку с минеральной водой, налип воды в стакан и жадно выпил. Официантка ушла.
– Давай пообедаем, потом продолжим разговор, - предложил я.
– Вы ешьте, а я подожду, пока остынет, - ответил Васютин.
– Но люблю горячее... Да я скоро уже закончу. Ну вот, рассказал старик про этого учителя, что у него на кладбище сын похоронен, умерший перед самой войной. Мы вернулись в Харьков и пошли в облоно. К счастью, кое-какие архивы сохранились. Удалось установить, что до войны в Яблоневской средней школе работал преподавателем математики Синица Семен Евдокимович. В адресном столе мы узнали
– Встретились?
– К сожалению, нет, Вениамин Александрович, - вздохнул Васютин. Семен Евдокимович гостит у своей дочери в Краснодаре. Вернется только сегодня. Иван Иванович велел мне взять этот журнал и отвезти его сам. Вообще-то Иван Иванович планировал сегодня закончить все дела с Синицей и вернуться вечером.
Когда вышли из кафе, я сказал Васютину:
– Иди в гостиницу, отоспись.
Оставшись один, я направился в небольшой скверик, сел на скамейку. Мне неожиданно в голову пришла мысль, которую следовало повертеть со всех сторон. Раздумывая о журнале, который привоз лейтенант Васютин, я вдруг начал смутно чувствовать, что с нем содержится для нас важная информация. И внезапно понял, какая именно... Мне припомнился старый профессор психиатрии, читавший у нас в университете курс по судебной медицине. О профессоре ходили чуть ли не легенды: о том, как он умело разоблачал разного рода мистификаторов, направляемых к нему в клинику следственными органами на экспертизу. Так, один подозреваемый в совершении тяжкого преступления заявил, что у него "на нервной почве" перестала действовать правая рука. Причем это случилось, естественно, до совершения преступления. Несколь. ко недель этот человек находился в клинике. И ни разу - ни днем, ни ночью - не шевельнул правой рукой. При этом он сразу - еще следователю сообщил, что любую боль он чувствует. Рука буквально висела у него плетью. Кончался срок, установленный на экспертизу. И вот последний разговор нашего профессора с "пациентом". Профессор долго говорил с ним о разных посторонних вещах, потом сообщил, что, вероятно, завтра "пациент" будет выписан из клиники, чему тот страшно обрадовался. А в конце разговора профессор вдруг спросил: "Значит, раньше ваша правая рука действовала вот так?" - и сжал пальцы в кулак. И "пациент", тоже сжав пальцы в кулак, ответил: "Да, профессор, именно так..." И замер, поняв, что изобличен.
Сейчас, припомнив этот случай, я захотел немедленно проверить одну мысль, неожиданно возникшую у меня. Для этого предстояло встретиться с инженером Храмовым. Но прежде побывать, захватив "кладбищенский журнал", в НТО городского отдела внутренних дел, чтобы провести интересующую меня экспертизу...
В научно-техническом отделе я пробыл час. Получив результаты экспертизы, я позвонил в НИИ автоматики Храмову и попросил его заказать мне пропуск. Мы договорились, что встретимся с ним в холле на третьем этаже.
12
Храмов стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел на улицу через стекло.
– Еще раз здравствуйте, Сергей Николаевич!
– А-а, Вениамин Александрович!
– Обернувшись, инженер приветливо протянул руку, крепко пожал мою.
– Ничего, что здесь предложил встретиться? В это время в холле обычно никого не бывает. Ну, прояснилось что-нибудь?
– Да, - кивнул я.
– За исключением кое-каких деталей. Но надеюсь, что с вашей помощью все станет на свои места.
– Готов помочь...
– Храмов настороженно, хотя и пытаясь улыбаться, смотрел на меня.
– А то вы уедете, а мне каково? По ночам не спать? Или
– Он слишком уж хотел показать, как ему легко и даже весело. И в этом он чуть-чуть переигрывал, немного "пережимал".
– Что ж, не скрою, Вениамин Александрович, я очень рад этому обстоятельству!
– Я тоже, Сергей Николаевич, - мне наконец удалось прорваться через его монолог.
– Кстати, я вскоре должен быть в Харькове. Могу передать от вас привет, если хотите.
– Привет? Кому?
– удивился Храмов.
И опять мне показалось, что в его удивлении проскальзывает немного фальши.
– Семену Евдокимовичу Синице, - ответил я, глядя на него в упор.
– Семену Евдокимовичу Синице?
– повторил он и пожал плечами.
– Или у меня склероз, или я... Простите, а кто он?
– Да ладно, - махнул я рукой, - если вы его не знаете, тогда чего о нем говорить. Вы и в самом деле не знаете Семена Евдокимовича Синицу?
– Извините, Вениамин Александрович, но я не понимаю вашего тона, сухо произнес Храмов.
– Ну, бог с ним... А тон у меня нормальный, Сергей Николаевич. Так вот, для кое-каких формальностей мне необходимо получить от вас сведения о ваших ближайших родственниках: о матери, отце и брате... У вас, кажется, один брат был?
– Да-а, - чуть помедлив и слегка заикаясь, ответил он.
– Укажите точную дату его рождения, а также смерти.
– Прохор родился, - медленно, с каким-то напряжением в голосе, заговорил Храмов, - тридцатого апреля тысяча девятьсот пятнадцатого года. А умер двадцать пятого декабря тысяча девятьсот тридцать пятого года. Я уже вам говорил...
– Да, да, - кивнул я, продолжая писать в блокноте, - но тогда я не записывал. Пожалуйста, о матери, Сергей Николаевич! фамилия, имя, отчество, рождение, смерть. Словом, анкетные данные.
– Храмова Мария Христофоровна. Родилась... Послушайте, я не понимаю смысла ваших вопросов...
– Ну, Сергей Николаевич, мы же с вами договорились.
– Хорошо. Она родилась э-э... пятнадцатого февраля тысяча восемьсот девяносто шестого года...
– Вы в этом уверены, Сергей Николаевич? Вы не ошиблись?
– Я... не понимаю...
– Ну, хорошо, мы к этому еще вернемся. Когда она умерла?
– Восемнадцатого ноября, - вяло ответил он.
– Что? Восемнадцатого ноября?
– быстро спросил я.
– Ваша мать умерла в этот день?
– В этот день ее похоронили, - поспешно ответил Храмов.
– А умерла она пятнадцатого ноября сорок второго года.
– А откуда вы это так точно помните? Ведь в то время вас не было в Яблоневке, оккупированной гитлеровцами!
– Да, но я...
– На мгновение он замялся.
– Я же рассказывал вам, что после освобождения Яблоневки приезжал туда...
– Да, да, совершенно верно... Вылетело из головы Итак, остается отец. Когда он родился, Сергей Николаевич?
Он заметно побледнел. И не ответил.
– Что же вы, Сергей Николаевич? Назовите число, месяц. Год, хотя бы? А когда он умер? Число, месяц?..
Он молчал. Сидел, опустив глаза, сцепив руки на коленях, и молчал.
– Вам не кажется, Сергей Николаевич, что происходит какое-то недоразумение, а? Может быть, я задаю вам слишком трудные вопросы? Но поймите меня, я должен получить на них ответы.
– Для чего?
– хрипло спросил он.
– Ну, хотя бы для того, чтобы с чистой совестью уехать из Старогорова и действительно не считать вас - даже в малейшей степени!
– причастным к тому злополучному выстрелу в "Заре"...