Ищите женщину

Козьякова Наталья Дмитриевна

— Сыграй, Лерыч, — устало говорит Прошка, опускаясь рядом с приятелем на травку.

— Уверен? — хмыкает мальчишка. Прошка кивает. — Ну, вся вина на тебе.

Вновь перебирает струны, прижимая поочередно на ладах.

— Поговри хоть ты со мной, гитара семиструнная,

Вся душа полна тобой, а ночь такая лунная…

И обрывает резко.

— Нет, Прошка, давай лучше ты! Душа танца просит.

— Цыганочка с выходом, блин, — ворчит Прошка, перехватывая инструмент. На мгновение

будто прислушивается к чему-то, и ударяет по струнам.

— Есть колечко у меня,

Шаровары красные,

Полюбил цыганку я,

Ох, огнеопасную….

— Ага, с выходом, — хмыкает Лерыч. — Из-за печки.

И без перехода:

— Ай, да ну, да ну данай, дра да ну данай…

Заложив руки за спину, взглядом зацепившись за любопытную звезду, мальчишка выделывает ногами такое, что у меня обрывается сердце и становится нечем дышать. Яростно звенит гитара, все ускоряя и ускоряя темп, и вот уже вместо мальчишки крутится бешеный вихрь.

— А ну, давай, давай наяривай,

Гитара семиструнная

Чего сидеть, да горевать

Ведь ночь такая лунная.

А ну налей-лей, не жалей,

Похмелье — штука тонкая

А ну давай, давай, давай,

Играй гитара звонкая.

Краем глаза замечаю, как Трендель откуда-то выдергивает барабан, и вот уже его рокот вплетается в звон струн и щелканье каблуков мальчишеских сапог. А следом в круг влетают Вегий, Елисиэль, Арион, но где им угнаться за вихрем по имени Лерыч!

— А ну, давай, давай, давай,

Играй гитара звонкая!

Разудалая пляска захватила всех, но я вижу только мальчишку. Его рассыпавшиеся по плечам волосы, его остановившийся, отрешенный взгляд в никуда, его тонкую гибкую фигурку. И не выдерживаю. Срываюсь следом. Ритм, звон, грохот барабанов подхватывает меня и несет куда-то по пням и кочкам, не давая ни надежды, ни пощады.

— Цыганочка ока, ока,

Цыганочка черноока,

Цыганочка черная, погадай….

Слова приходят сами — откуда бы?!

— Куда тебе за мной, Черный Эльф! Не догонишь, не поймаешь, не найдешь….

Затухающее эхо мелодичного женского голоса. Смутно знакомого и в то же время неизвестного. Кто она?! Кто она, эта женщина?!

Бом-м-м-м!

И на полянку падает оглушающая тишина, а я…

Я держу на руках Лерыча.

…не удержал.

Мальчишка дернулся, выгнулся неимоверным образом, изогнулся, и будто взлетел, кувыркнувшись в воздухе.

— Вор-рона!

Узнаю, кто кричал — голову откручу.

— А я говорил тебе — не трожь не свое, — неожиданно мирно сказал Прошка, откладывая в сторону гитару. Подул на подушечки пальцев. — Больно-то как! Давненько я не отрывался…. И знаешь, Черный…. Мне тебя даже жаль стало. Знал бы ты, скольких

в моем мире ломало от такого…. Ладно, присядь, что ли. Дух переведи, а я пойду. Лерычу сейчас тоже не весело. А завтра не менее жаркий день.

И он ушел, насвистывая какую-то вовсе уж незнакомую мелодию.

Турнир, день второй.

Прошка

— Вставай, Лерыч. Вставай, лодырь! В конце концов, это была твоя идея! Лера!

— Да встаю я, встаю, изверг рода человеческого.

Сонная мордашка Лерыча выныривает из-под одеяла, тонкая рука тянется к одинокому стакану с водой.

— Ох, как мне хочется добраться до этого, который нам развлечение подсуропил, — бурчит подруга, в три глотка осушая стакан. — Прош, скажи честно: ты знал? И не делай наивные глазки.

Я молчу. И не потому что не понимаю вопроса. Понимаю. Еще как понимаю. Ответить только не могу. Нет у меня такого права.

— Ладно, друг мой Прошка. Дай только до дома добраться. Там я из тебя масло-то повыжму, никуда ты не денешься.

— Ага. Никуда не денешься, влюбишься и женишься, — одними губами говорю я, надеясь, что Лера не услышит. Не услышит и не поймет. Для меня она не девушка. Сестренка. Маленькая и упрямая сестренка.

— Обломись, кучерявый! — не оправдывает моих надежд Лера, уже натянувшая на себя любимый комбез. Изрядно потрепанный, но не побежденный.

— Ой, как же ноги горят! Давненько я так не отрывалась. Черный этот, опять же! Кой бес его в мою дурь занес?!

Я молчу — а что тут скажешь. То, что Черный конкретно с резьбы съехал — уже не секрет даже для нашей Ляльки. И для его верных соратников и друзей тоже. Слышал я пару-тройку высказываний. И слава здешним богам, что на наших посиделках вчера не было посторонних.

— Ладно, Прош, дай мне пять секунд на вдох-выдох, и пошли народ будить. Что там по плану?

— А по плану у нас башня. Ага. Та же самая. Но уже в разрезе.

— Не пойдет! Балкончики, Прош.

— Рус двери-то открыл, — хмыкаю я. — А ты — балкончики.

— Двери — это ерунда, друг ты мой кучерявый, — покровительственно треплет меня по этим самым кудрям тонкая рука. — Открыл — и открыл. А пройти может только …. Стоп! Серенады будут потом! Прошка, за мной!

Вот ведь! Шило в одном месте.

Темный Властелин

— О, Пресветлый Предок! Какой мгырь выпустил коней в мой сад?! Какой бдрыщ безмозглый, этель терриане ле, посмел оборвать мои цветы? Ведь только-только привел в порядок клочок земли — и на тебе! Нет, это никуда не годится! Госпожа Мари! Мне срочно нужно увидеть Его Темнейшество!