Исэ моногатари
Шрифт:
105
В давние времена кавалер, посетив то место, где прогуливались принцы, на берегу реки Тацутагава —
«Потрясающе-стремительных богов в век — и тогда не слыхать, чтоб волны — река Тацутагава — окрашивались в пурпур!» [146]XV
106
В давние времена у одного не особенно благородного человека была в услужении женщина одна. В нее влюбился бывший в должности секретаря Фудзивара Тосиюки. Эта женщина по лицу и по всей наружности своей была красива, но молода еще была и в переписке неопытна, она не знала даже, что говорить, тем более стихотворений слагать не умела. Поэтому ее хозяин писал ей сам черновики и давал ей переписывать, — и тот, в приятном будучи заблуждении, восхищался ими.
146
От большого количества красных кленовых листьев, частью упавших в реку, частью отражающихся в ее водах.
В ответ на это, по обычаю, вместо дамы хозяин:
«Ну, и мелко же, если только рукав увлажняешь! Вот, если услышу: тебя самого понесло уж теченьем — поверю…»Так сказал он, и кавалер, восхитившись этим, как бы ее, стихотворением, уложил его в шкатулочку для писем и всем носил показывать.
Он же, после того как с нею уже повстречался, послал такое ей письмо: «Собрался было я к тебе уж идти, как начался дождь, и с горестью взираю на эту помеху. Если б счастлив удел мой был, дождь не должен был бы идти!» Так он сказал, и, по обычаю, хозяин вместо дамы послал в ответ ему стихи такие:
«Любишь сильно иль нет,— спросить об этом трудно… Но жизнь, что знает хорошо все обо мне, льет еще пуще…»Так сказал он, и тот, не успев даже взять дождевой плащ и шляпу, насквозь промокнув, второпях к ней прибежал.
107
В давние времена дама, ропща на сердце кавалера,—
«Подымется ветер — всегда вздымаются волны, утес же — всегда поверх их. Рукаву ж моему — ни минуты, чтоб высохнуть, нет…» [147]Сказала… а кавалер, прослышав о том, что постоянно твердит она так,—
«В том поле, где так много лягушек каждый вечер плачет,— вода все прибывает, хоть и нет дождя». [148]147
Скала, несмотря на все волны, остается сухой, рукав же дамы все время влажен от слез, льющихся беспрерывно благодаря жестокости кавалера.
148
Кавалер имеет в виду свои слезы, которые он будто бы льет неустанно из-за ее жестокости.
108
В давние времена кавалер своему другу, который потерял любимого человека, послал сказать:
«И вот быстротечней, чем даже цветы, она оказалась… А кого из них — первым нужно любить, думал ты?» [149]109
В давние времена жила дама, с которой кавалер в сношениях тайных находился. И вот от нее пришли слова: «Сегодня в ночь ты снился мне во сне», — на что кавалер:
«То дух мой был, что отделился от любви избытка… Увидишь поздней ночью еще — завяжи!» [150]149
Кавалер хочет сказать, что его друг ошибся: он считал, что к цветам, так скоро осыпающимся, нужно относиться в первую очередь с любовью и нежностью. А вышло наоборот.
150
Верование того времени: при виде духа, привидения, которое могло быть душою человека, временно покинувшей его тело, увидевший спешил завязать подол своей исподней одежды; считалось, что этим путем можно вернуть душу обратно в тело и тем спасти человека от смерти.
110
В давние времена кавалер, как будто выражая свое соболезнование даме благородной, у которой умерла служанка, так сказал:
«В старину, быть может, это и бывало, — я ж сегодня узнал111
В давние времена кавалер даме жестокой:
«Люблю тебя — не стану вновь я говорить… сама узнаешь, видя, как твой исподний шнур развязываться станет!» [151]151
Намек на поговорку — поверье того времени: если мужчина очень любит женщину, у той сами собой распускаются завязки ее нижнего платья.
А та в ответ:
«Такого знака, чтобы исподняя шнуровка распускалась, — нет. Уж лучше бы не прибегал к таким намекам вовсе!» [152]112
В давние времена кавалер даме, с ним бывшей в нежном союзе и теперь изменившейся, молвил:
«Дым, что разводит, соль в Сума добывая, рыбак — под ветра напором склонился туда, куда вовсе не думал!»152
Дама хочет сказать, что ему нечего и обращать ее внимание на такую возможность: этого не будет, потому что он ее вовсе не любит, а только так говорит.
113
В давние времена кавалер, одиноким оставшись,—
«Чтоб забыть в этой жизни, такой скоротечной,— столь же короткой душой обладать тогда нужно!»114
В давние времена, когда микадо Нинна приезд свой совершил в Сэрикава, еще не бывший слишком старым кавалер, хоть и знал, что ныне это не к лицу ему, но, так как раньше при этом был он, прислуживал микадо, как сокольничий. [153]
153
т. е. выполнял обязанности, которые обыкновенно лежали на юношах и которые раньше выполнял и он.
На поле своей охотничьей одежды, где фигура цапли изображена была, он надписал:
«Утеха старца то… не осуждайте люди! Охотничья одежда… „Сегодня только!“ — поет ведь цапля та…» [154]Вид у государя был недовольный. Кавалер лишь о своем возрасте думал, а люди уже немолодые приняли, что ли, на свой счет. [155]
115
154
Кавалер хочет сказать, что так как жить ему, может быть, уже недолго, то он может позволить себе эту последнюю радость — послужить микадо, как встарь, в дни своей юности. «Сегодня только» — так, по мнению кавалера, кричат цапли, преследуемые соколом, зная, что им наступает конец.
155
т. е. то место стихотворения, где говорится о крике цапли.
В давние времена в провинции Митиноку жили кавалер и дама. «В столицу отправляюсь», — сказал ей он. И эта дама, в печали сильной, хоть проводить его желала [156] и в местности, что зовут Миякодзима в Окинои, вином его угощая, сложила:
«Печальней, чем сжечь в сильном пламени тело свое, здесь расстаться с тобой у самой Миякодзима!»Сказала она, и он, восхищенный, остался. [157]
156
т. е. устроить проводы, прощальную трапезу вдвоем.
157
И немудрено — настолько искусно сделано это стихотворение, целиком построенное на игре слов-образов: Окинои —«сильное пламя» и собственное имя — общее название местности, где все это происходит; Миякодзима —название самых мест проводов и также — «остров столицы, столица». «У самой Миякодзима»— перед самым его отъездом в столицу.