Ishmael
Шрифт:
— Хорошо, — сказал я, — но что дальше?
— Теперь, когда ты знаешь, что все твои страхи — чепуха, изменилось ли твое отношение к жизни Несогласных? Стала ли она казаться тебе менее отталкивающей?
— Может быть, и менее, но все равно отталкивающей.
— Давай рассмотрим такой пример. Представь себе, что ты — один из бездомных жителей этой страны, безработный, не имеющий профессии, с женой, такой же безработной, как ты сам, и двумя детьми. Тебе не к кому обратиться, у тебя нет надежды на лучшее, нет будущего. А я могу дать тебе коробочку с кнопкой,
— О'кей.
— Ну и как, нажмешь ты на эту кнопку?
— Не знаю. Сомневаюсь.
— Почему? Тебе ведь не придется отказаться от замечательной жизни. Согласно нашей гипотезе, здесь ты ведешь жалкое существование, которое не изменится к лучшему. Значит, дело в том, что та, другая жизнь кажется тебе еще хуже. Причина твоего отказа не в том, что ты не можешь пожертвовать жизнью, которую ведешь, а в том, что не можешь вынести приобщения к другому образу жизни.
— Да, так и есть.
— Что делает ту жизнь столь отталкивающей для тебя?
— Не знаю.
— Похоже, что Матушка Культура изрядно поработала над тобой.
— Да.
— Хорошо. Давай попробуем подойти к этому с другого конца. Когда Согласные сталкивались с охотниками и собирателями, земли которых они хотели присвоить, они пытались объяснить, почему им следует отказаться от прежнего образа жизни и тоже стать Согласными. Они говорили: «Ваша жизнь не просто жалка, она неправильна. Предназначение человека — жить иначе. Поэтому не противьтесь нам. Присоединитесь к нашей революции и помогите нам превратить мир в рай для человека».
— Верно.
— Возьми себе роль носителя культуры, миссионера, а я буду играть роль охотника и собирателя. Объясни мне, почему та жизнь, которую мой народ находил вполне удовлетворительной на протяжении тысяч лет, жалка, ужасна и отвратительна.
— О боже!
— Ладно, я начну первым... Бвана, ты говоришь нам, что мы живем неправильно, что наша жизнь жалка и постыдна. Ты говоришь нам, что человеку не было предназначено так жить. Нас это озадачивает, бвана, потому что тысячи лет нам казалось, что такая жизнь хороша. Но если вы, кто летает к звездам и кто посылает свои слова по миру со скоростью мысли, говорите нам, что это не так, то мы должны со всем благоразумием выслушать то, что вы скажете.
— Ну... я понимаю, что ваша жизнь кажется вам хорошей. Это потому, что вы невежественны, необразованны, глупы.
— Истину ты говоришь, бвана. Мы ждем, что ты нас просветишь. Так объясни нам, что в нашей жизни мерзкого и постыдного.
— Ваша жизнь мерзка и постыдна потому, что вы живете как животные.
Измаил озадаченно нахмурился:
— Я не понимаю, бвана. Мы живем, как живут все остальные. Мы берем от мира то, что нам нужно, и не больше, так же, как
— Нет, но ведь они всего лишь животные. Для людей жить таким образом неправильно.
— Ах, — сказал Измаил, — вот этого мы и не знали. И почему так жить неправильно?
— Потому что, живя так, вы не хозяева собственной жизни.
Измаил склонил голову к плечу и посмотрел на меня:
— В каком смысле не хозяева, бвана?
— Вы не имеете контроля над самой важной, самой необходимой вещью — запасами продовольствия.
— Ты меня удивляешь, бвана. Когда мы голодны, мы отправляемся на поиски и находим себе какую-нибудь еду. Какой же контроль еще нужен?
— Вы имели бы больший контроль, если бы сами сажали растения.
— Как это, бвана? Какая разница, кто сажает растения?
— Если вы сажаете их сами, вы точно знаете, что получите.
Измаил довольно захихикал:
— Ах, ты изумляешь меня, бвана! Мы и так точно знаем, что получим. Все живое в мире — еда. Не думаешь ли ты, что все это исчезнет за одну ночь? Куда оно денется? Еда всегда здесь, день за днем, сезон за сезоном, год за годом. Будь это не так, нас не было бы тут, чтобы разговаривать с тобой.
— Да, но если бы вы сажали растения сами, вы могли бы держать под своим контролем то, сколько у вас будет пищи. Вы могли бы сказать: «В этом году мы вырастим больше ямса, а в следующем — бобов, а еще через год — клубники».
— Бвана, эти плоды растут в изобилии без малейших усилий с нашей стороны. Зачем нам трудиться и сажать то, что и так вырастет?
— Да, но... Разве никогда не случается, что вам чего-то не хватает? Разве не бывает, что вы хотели бы найти ямс, а оказывается, что он не вырос?
— Да, так бывает. Но разве то же самое не происходит с вами? Разве не случается, что вы хотели бы собрать ямс, а он на ваших полях не вырос?
— Нет, потому что, когда мы хотим ямса, мы отправляемся в лавку и покупаем банку.
— Да, я слышал о такой системе. Скажи мне вот что, бвана. Банка ямса, которую ты покупаешь в лавке... сколько вас работало, чтобы банка оказалась для тебя в лавке?
— О, сотни, наверное. Крестьяне, перевозчики, рабочие на консервной фабрике, производители оборудования, упаковщики, грузчики и так далее.
— Прости меня, бвана, но это выглядит как чистое безумие: делать столько всего лишь ради возможности в любой момент полакомиться ямсом. Люди моего народа, когда захотят ямса, просто идут и выкапывают его, а если ямса не окажется, находят что-нибудь другое, не хуже, и сотням людей не приходится трудиться, чтобы у нас была еда.
— Ты упускаешь самое главное.
— Да, бвана, должно быть, упускаю. Я подавил вздох.
— Послушай, важно вот что. Если вы не имеете контроля над запасами продовольствия, вы живете по милости природы. Не имеет значения, что пищи вам всегда достаточно. Дело не в этом. Вы не можете жить завися от каприза богов. Такой образ жизни не подходит для человека.