Исход Тьмы
Шрифт:
И Кеттлберн достал из положенной Грейди рядом с кроватью походной сумки пинтовую бутыль из прочного горного хрусталя, зачарованного дополнительно на неразбиваемость. Она была полна густой золотистой жидкости и запечатана черной пробкой, а сверху еще и залита воском.
— Никогда не думал, что увижу такое! — благоговейно произнес Северус, почти не дыша, когда взял в руки бутылку.
— Она твоя. Как и все, что я тебе говорил. Пользуйся на здоровье, мой юный талантливый зельевар, — улыбнулся профессор. Морщины лучиками разбежались от его глаз.
— Вы уверены, что это не помогло бы вам? — обеспокоенно спросил Снейп, осторожно ставя посудину на столик.
— Да, колдуны мне рассказали. Они сами ею не пользуются. Хотя селезенку, печень и еще многое мне не отдали. Ээээ... эти органы наскозь пропитаны
— Они настолько сильны? — cпросил Снейп, присаживаясь обратно в кресло.
— Ну сам посуди. Нунду бы мы не одолели и усилиями трехсот человек. Это... это просто... Драконы в подметки не годятся этому зверю! Но честно, я не жалею, что потерял ногу, это стоило того! — Северус с сомнением посмотрел на ученого, хотя и сам частенько испытывал на себе действия изобретенных самолично зелий.
— Так, с моими приключениями покончили, теперь я жду от тебя обстоятельного подробного рассказа о том, как ты умудрился натворить без меня дел!
И Северус принялся за долгий рассказ о своих злоключениях, начиная с момента сразу после окончания школы.
Хэмиш, полусидя в постели, обложенный грудой разномастных подушек, которые Грейди натащил невесть откуда, внимательно слушал его, не перебивая, лишь хмурился иногда и сдвигал брови.
— ... а потом он взял меня на работу, преподавать Зелья и назначил деканом Слизерина... И с тех пор мы с МакГонагалл и Гриффиндором находимся в состоянии перманентной войны, которая то утихает, то разгорается с новой силой, но конца ей не видно. Я могу лишь сдерживать своих студентов, убеждая их, что воевать с противником, уступающим им в силе и знаниях, никогда не было достойно чистокровных аристократов. И что лучше всего обходиться холодным и презрительным молчанием в ответ на оскорбления и подначки. Да и с Минервой у нас нет столь доверительных и приязненных отношений, как с Помоной и Флитвиком. Она постоянно дуется на меня, когда я снимаю, по ее мнению, слишком много баллов с ее любимых львят. А вообще, я поражен тем, как она трясется за каждый рубин, поднятый в верхнюю колбу часов, как будто это что-то суперважное и материальное, а не просто разноцветные камушки... В ее возрасте, мне казалось, нужно оценивать первенство факультетов вовсе не по баллам — это же глупо! Это все лишь поощрение и наказание для студентов, а она воспринимает их как нечто, относящееся к ней лично! Такое ощущение, что сама до сих пор не вышла из школьного возраста.
— На самом деле, так оно и есть, — улыбнулся Кеттлберн, превозмогая нудную тянущую боль в ноге.
Северус торопливо напоил его очередной порцией Обезбаливающего и бережно уложил на подушки. Профессор отдышался и продолжил:
— Минерва — увлекающаяся натура, гордая, самолюбивая и тщеславная. Хотя ее последнее качество скорее присуще Слизерину, но приобрело такую форму, что полностью отражает ее гриффиндорскую сущность. Она, еще учась в школе, постоянно пыталась вывести свой факультет на первое место, однако это ей никогда не удавалось. А тогда старостой Слизерина был некий Том Риддл, которому учеба давалась с такой легкостью, что казалось, он родился вооруженным всеми знаниями, которые мы проходили в школе. Ну и само собой, Минерве было очень и очень нелегко соперничать со столь одаренным юношей. Ее это неимоверно бесило, и когда мы все закончили Хогвартс, и ее пригласили преподавать Трансфигурацию, первое, что она сделала — это начислила на первом же уроке двадцать баллов какому-то первоклашке-гриффиндорцу за правильный ответ. Какое же у нее тогда было довольное лицо, как кошка, наевшаяся сливок до отвала! Она, рассказывая в учительской об этом, цвела и пахла! Так и пошло, и, учитывая, что ее факультет не сильно-то усердствует в учебе, его малейшие успехи радуют ее несказанно, равно как и провинности поражают чуть ли не в самое сердце! Она какой-то частью души так и осталась в детстве, увы. При всей ее порядочности и честности, когда дело касается наказания Гриффиндора, здравый смысл и благоразумие в Минерве предпочитают помалкивать. А успехи — заставляют прыгать, словно она молоденькая девчонка.
—
— Согласен. Всегда, когда дело касается лично нас самих, мы забываем, что критиковали и осуждали окружающих за те же самые провинности. Двойные стандарты, Северус. Они были всегда, есть и будут, пока живо человечество, неважно, кто это — маги или маглы. Так вот мы подошли к непосредственно теме нашего с тобой важного разговора.
Ты знаешь, что я сам со Слизерина и никогда не одобрял политику Дамблдора в школе. Вероятно, тебе неизвестно, но его несколько раз приглашали занять пост Министра Магии, и каждый раз он отказывался, мотивируя это тем, что ему нельзя доверять власть. Но, смотри сам. Он уже около двадцати с лишним лет руководит школой и выпустил несколько поколения магов. И все они отмечены тлетворным действием школы — три четверти учеников ненавидят Слизерин. И они сами не могут сказать — за что именно. Хорошо, сейчас можно почти обоснованно недолюбливать их за то, что у многих члены семьи были Пожирателями, но раньше ведь такого веского повода не было, а нас все равно ненавидели.
— Я сам часто думал об этом, — сказал Северус, крутя в пальцах палочку. — В принципе, я мог понять, когда ненавидели богатеньких избалованных аристократов за их снобизм, избалованность и вседозволенность, но... все ведь видели, что у меня ничего этого нет! Я был самым бедным на факультете и никого не трогал и не преследовал. Получалось, что всем неважно, кто ты и что у тебя за душой — Слизерин — это клеймо, которое автоматически ставится на любом человеке. Даже попади Лили к нам — она автоматически в глазах окружающих стала бы подлой, темной и коварной.
— Да, отчасти ты прав. С какого-то момента все вывернулось так, что сама принадлежность к факультету стала являться единственной характеристикой, независимо от личных качеств человека. Раньше, еще до Дамблдора, разбирать подобного рода конфликты было прерогативой директора. Но, судя по истории Хогвартса, адекватных директоров днем с огнем не сыщещь, ну, кроме, может, Дайлис Дервент. Вот она управляла школой со всем возможным тщанием и старанием. Любое, даже маленькое и незначительное дело между учениками разбиралось ею досконально, и она не гнушалась ни думосбором, ни Веритасерумом, лишь бы добиться истины. И надо сказать — никто в тогдашнем Министерстве магии даже не подумал обвинять ее в неправомерном применении Сыворотки правды на учениках, потому что школьные дознания всегда проводились при свидетелях. Очень жаль, что последующие директора-мужчины не взяли на вооружение ее методов, ни Диппет, ни, тем более, Альбус. Они оба были выходцами с Гриффиндора и прекрасно знали, что их воспитанники отнюдь не безобидные зайчики, а если разбираться, то половина факультета вылетит из школы. Да, слизеринцы тогда тоже были не ангелами, но они могли отмазаться при помощи связей и денег, как ты понимаешь, а вот гриффиндорцы... им была прямая дорога — в подростковый филиал Азкабана или домой.
— И что же делать? Как исправить эту ситуацию? — cкептически спросил Северус. — Просить Визенгамот ввести более действенные способы выяснения, кто виноват, а кто так, мимо проходил? Но ведь Дамблдор не согласится. Ему выгоднее делать врага из моего факультета, а беспристрастное дознание может разрушить то общее негативное восприятие Слизерина, которое он так бережно пестует и лелеет. Например, буквально в том месяце пять гриффиндорцев напали на двоих моих старшекурсников. У одного отец подозревался в том, что тот состоял в Пожирателях, только подозревался! Прямых улик не было. Другой вовсе был ни при чем, из обыкновенной, более чем обеспеченной семьи. Однако оба они учатся на моем факультете, а значит, априори считаются мерзавцами и потенциальными убийцами. То есть, все уверены, что окончив школу, они тут же побегут записываться в ряды Пожирателей и неважно, что Темного Лорда уже нет и неизвестно, вернется ли он вообще. Однако и тех пятерых лбов и моих студентов, которые попали в Больничное крыло, наказали одинаково...