Исход. Как миграция изменяет наш мир

Коллиер Пол

Так как же должна выглядеть честная дискуссия о миграционной политике? Во-первых, она должна основываться на беспристрастно собранных фактах – таких как три вышеназванных главных факта. Разумеется, в придачу к этим существует много других фактов, и некоторые из них будут рассмотрены в следующих главах. Опираясь на эти факты, следует начать открытое обсуждение вопроса об этичности иммиграционных ограничений. Если все такие ограничения априори являются этически нелегитимными, то миграция достигнет размеров, намного превышающих наблюдавшиеся в предыдущие десятилетия. Если же они легитимны, то им будут противостоять резко возросшие силы спроса, вследствие чего намного большее значение приобретут принципы и механизмы контроля.

Часть II

Принимающая сторона: «добро пожаловать» или «понаехали тут»?

Глава 3

Социальные последствия миграции

В данном разделе я собираюсь рассмотреть вопрос о том, каким образом будущая миграция может сказаться на коренном населении стран, принимающих мигрантов. В этой фразе ключевым является слово «будущая». Вопрос «Принесла ли миграция пользу или вред?» сейчас интересует меня в меньшей степени.

Если он непременно требует ответа, я сказал бы, что пользы от миграции все же было больше, но это сейчас несущественно. На секунду представим себе невероятную ситуацию: всеобщее убеждение в том, что миграция была вредна. Даже в таком случае ни один разумный человек не станет требовать репатриации мигрантов и их потомков. В современных богатых обществах массовые изгнания немыслимы. Поэтому, несмотря на конкретность и абсолютную осмысленность вопроса «Принесла ли миграция пользу или вред?», ставить его так же неуместно, как спрашивать: «Стоило ли вам рождаться на свет?». Вопрос, который я в итоге собираюсь рассмотреть, носит гипотетический характер: если нас ожидает существенный прирост миграции, как она скажется на населении принимающих ее стран? Как было показано в главе 2, в отсутствие эффективного контроля миграция неизбежно ускоряется, и потому этот вопрос, несмотря на его гипотетичность, вполне уместен. С целью направить ваши мысли в нужную сторону сразу же укажу, что воздействие миграции в первом приближении можно изобразить в виде перевернутой U-образной кривой: умеренная миграция полезна, а крупномасштабная – вредна. Поэтому для нас важен не вопрос о том, полезна ли миграция или вредна, а о том, какое количество мигрантов является оптимальным. В свою очередь, ниже будет показано, что ответ на этот вопрос зависит от того, насколько быстро мигранты вливаются в состав коренного населения.

Поскольку данный раздел посвящен влиянию миграции на население принимающих ее стран, следует признать, что некоторые экономисты считают бесполезной саму постановку этого вопроса, не говоря уже о попытках ответить на него. Наиболее типичные этические рамки, используемые в экономике, носят утилитарный характер: «максимум счастья для максимального числа людей». В применении к таким глобальным проблемам, как миграция, они дадут простой и поразительный ответ: то, что происходит с коренным населением стран, принимающих миграцию, несущественно до тех пор, пока мир в целом выигрывает от миграции. Несмотря на то что этот универсально-утилитарный моральный компас является стандартным в экономическом анализе, он слабо связан с тем, что думает большинство людей. Ниже мы вернемся к этому моменту. Другое возражение, связанное с постановкой этого вопроса, выдвинул Майкл Клеменс, видный экономист и сторонник более массовой миграции, спросивший: «Кто это – „мы“?» [21] . Он утверждает, что с точки зрения какого-нибудь будущего столетия «нами» будут считаться потомки как современного коренного населения, так и мигрантов. Поэтому, по его мнению, необходимо задаться вопросом о том, принесет ли иммиграция долгосрочные блага этим потомкам. Как мы увидим ниже, я думаю, что такая попытка представить себе будущее может быть полезна. Но в данном случае аргумент Клеменса попахивает жульничеством. Чтобы понять недостатки того или иного аргумента, иногда приходится довести его до крайности. Чисто гипотетически предположим, что массовая иммиграция привела к исходу большей части коренного населения, однако оставшиеся вступили в браки с иммигрантами, и их совместное потомство живет лучше, чем жили они сами. Зная это заранее, коренное население могло сделать разумный вывод о том, что массовая иммиграция не отвечает его интересам. Будет ли законным ограничение на прибытие мигрантов, введенное на основе такого понимания своих интересов, зависит от того, признана ли свобода передвижения в качестве глобального права.

21

Clemens (2011).

Можно также указать, что коренное население любой страны – это полукровки, потомство прежних волн иммиграции. В какой степени это утверждение верно, зависит от конкретного общества. Несомненно, дело обстоит именно так в случае стран Северной Америки и Австралазии, представляющих собой результат иммиграции XIX века. Поскольку Великобритания – остров, очевидно, что все ее коренные жители являются потомками иммигрантов в том или ином поколении, однако вплоть до середины XIX века состав британского населения отличался поразительной стабильностью. Недавние успехи в изучении ДНК позволили выявить генетические цепочки предков одного пола: сын – отец – дед и далее обратно в прошлое, или дочь – мать – бабушка и т. д. Как ни странно, выяснилось, что около 70 % современных жителей Британии являются непосредственными потомками людей, населявших Великобританию в донеолитические времена, то есть ранее 4000 года до н. э. [22] С того времени по Британии периодически прокатывались волны иммиграции. Неолитическая культура и технологии, скорее всего, были принесены сюда иммигрантами. Потомки англосаксонских и норманнских иммигрантов совместно создали английский язык, благодаря своему мультикультурному происхождению отличающийся непревзойденным лексическим богатством. Иммигранты гугенотского и еврейского происхождения сыграли важную роль в развитии британской торговли. Однако все эти миграции, растянувшиеся на период в шесть с лишним тысяч лет, судя по всему, в целом имели весьма скромные размеры. Следствием этого обстоятельства стала стабильность: непрерывные браки между жителями острова со временем привели к тому, что всякий человек из далекого прошлого, чьи потомки дожили до наших дней, наверняка был предком всего современного коренного населения. В этом смысле коренное население Британии буквально имеет общую историю: и короли, и королевы, и их слуги являются нашими общими предками. И вряд ли Британия в этом отношении является исключением. Но сейчас нас интересует, можно ли отрицать право на ограничение иммиграции исходя из того факта, что коренное население само состоит из очень отдаленных потомков иммигрантов. Те, кому повезло подняться по лестнице, не должны втаскивать ее наверх вслед за собой.

Но насколько эта аналогия уместна в случае миграции, зависит от контекста. Прибывшие в Британию донеолитические люди обживали незаселенную территорию, точно так же, как это делали первые обитатели любых других стран мира. Они не пользовались разрывом в доходах между устоявшимися обществами, стимулирующим современную миграцию. Собственно говоря, на протяжении тысячелетий после своего заселения Европа была не более процветающим регионом, чем другие части света. Первые поселенцы не взбирались по лестнице, и потому их наследников не обвинишь в том, что они убирают ее за собой.

22

Cunliffe (2012).

Но сейчас я предлагаю временно отложить вопрос о том, этично ли контролировать миграцию. Вне зависимости от того, имеется ли у коренного населения моральное право управлять миграцией в своих собственных интересах, в настоящее время оно обладает юридическим правом на такое управление. Поскольку мало найдется таких государств, которые бы претендовали на право ограничивать выезд из страны, контроль за глобальной миграцией в конечном счете осуществляется исключительно от имени коренного населения и его предполагаемых интересов. Впрочем, несмотря на демократический режим, существующий в богатых странах, проводимая ими миграционная политика зачастую не соответствует предпочтениям коренного электората. Например, в Великобритании 59 % населения (включая иммигрантов) считают, что в стране уже и так «слишком много» иммигрантов. Тем не менее в долгосрочном плане коренное население демократических стран будет терпеть иммиграцию лишь до тех пор, пока считает, что она ему выгодна.

Поэтому, не тратя лишних слов, ответим на вопрос: каким образом миграция сказывается на положении коренного населения и как это воздействие различается в зависимости от ее масштабов? К счастью, в последнее время по этой теме были проведены обширные исследования. Будучи экономистом, я в первую очередь, естественно, изучал экономические последствия миграции. Однако я пришел к выводу о том, что в данном случае экономические аспекты вряд ли будут играть решающую роль. Несмотря на полемические заявления обеих сторон, участвующих в дискуссии об иммиграции, факты говорят о том, что чистое воздействие миграции обычно бывает не слишком значительным. В большинстве обществ миграционная политика должна определяться не на основе экономических последствий. Поэтому попробуем поставить на первое место не экономические, а социальные результаты, а затем попытаемся оценить их в сочетании друг с другом.

Взаимное внимание

Социальные последствия миграции зависят от характера связей между иммигрантами и принимающим их обществом. В крайнем случае к ним относятся исключительно как к трудящимся, запрещая им становиться членами общества в каком-либо ином качестве. Такой подход принят лишь в некоторых принимающих обществах, по этой причине не ощущающих на себе иного воздействия миграции, кроме чисто экономического. Однако в большинстве стран иммигранты не просто входят в состав рабочей силы, а становятся частью общества, и потому различными способами взаимодействуют с другими людьми. Миграция повышает разнообразие общества. В некоторых отношениях это полезно: разнообразие обеспечивает больше возможностей, и потому создает дополнительный стимул и выбор. Но в то же время разнообразие приносит с собой проблемы. Причиной этого служит то, что в современной экономике благосостояние существенно возрастает благодаря фактору, который можно назвать взаимным вниманием.

Под взаимным вниманием я понимаю нечто более существенное, чем взаимное уважение, – нечто близкое к сочувствию или благожелательной симпатии. На проявление взаимного уважения способен всякий, кто держится на уважительном расстоянии от остальных, соблюдая принцип невмешательства, действующий в обществе типа «Не трогай меня». Напротив, на взаимном внимании строятся два типа поведения, играющие принципиальную роль в успешных обществах.

Первый из них – это готовность лиц, добившихся успеха, оказывать финансовую помощь менее удачливым. Несмотря на то что такая помощь приобрела сильно политизированный характер и подается как конфликт между либертарианской и социалистической идеологиями, реально ее корни скрываются в отношении людей друг к другу. Под этим я имею в виду не то, как следует учитывать благосостояние всех прочих жителей Земли – чего требует универсалистская версия утилитаризма, получившая широкое распространение в экономике, – а то, как мы относимся к другим членам своего собственного общества или, в более широком смысле, как мы определяем пределы того, что считаем своим обществом. Взаимное внимание, или сочувствие, порождает чувство лояльности и солидарность с менее везучими членами нашего сообщества.

Кроме того, взаимное внимание оказывает важное влияние на экономику посредством сотрудничества. Вступая в отношения сотрудничества, люди способны обеспечивать себя общественными благами, которые сложно получить при использовании чисто рыночных механизмов. Сотрудничество укрепляется доверием, которое, однако, станет чистым донкихотством, если не основывать его на разумном предположении о том, что на доверие нам ответят доверием. Фундамент рационального доверия – понимание того, что для общества характерно взаимное внимание: в силу того, что люди сочувствуют друг другу, разумно допустить, что их сотрудничество будет взаимным.

Результаты этого сотрудничества зачастую бывают непрочными. Самое популярное общественное учреждение в Великобритании – Национальная служба здравоохранения. На первый взгляд, НСЗ нуждается не в сотрудничестве, а в экономической помощи путем выплаты налогов, но на самом деле ей требуется и то и другое. Неписаным условием ее работы является готовность прощать ей мелкие ошибки. Это условие в последнее время выполняется так слабо, что все более серьезная доля бюджета НСЗ поглощается выплатами по искам. После того как такие иски стали обычным делом, со стороны людей, пострадавших от ошибок НСЗ, было бы донкихотством не требовать возмещения ущерба. Но это неизбежно снижает качество услуг, поскольку у НСЗ не хватает на них денег. Кроме того, НСЗ все меньше готова признавать свои ошибки, а следовательно, учиться на них. Замена снисходительности судебными исками представляет собой пример краха хрупкого равновесия, обеспечивавшегося сотрудничеством.