Исход. Том 1
Шрифт:
— А вы встречали других людей? — спросила она.
«Нет, — написал Ник. — Но у меня такое чувство — как и у Ральфа, — что есть другие люди, которые прячутся и следят за нами. Возможно, боятся. Никак не могут оправиться после шока от трагедии».
Абигайль согласно кивнула.
«Дик сказал, что за день до того, как он присоединился к нам, он слышал шум мотоцикла откуда-то с юга. Значит, вокруг есть и другие люди. Я думаю, они пугаются, видя такую группу людей, собравшихся вместе».
— Почему ты пришел сюда? — Ее глаза, спрятанные в лучах морщинок, внимательно и остро смотрели на него.
Ник написал: «Вы
— Благослови ребенка, Господи, — рассеянно произнесла Абигайль. Она взглянула на Ральфа, — А ты?
— Раз или два я видел вас во сне, мэм, — ответил Ральф. Он облизнул губы. — Но чаще мне снился только… только тот другой приятель.
— Какой другой приятель?
Ник написал. Обвел кружком написанное. И передал написанное прямо ей в руки. Матушка Абигайль не очень хорошо видела вблизи без очков, но это она смогла прочитать. Написано было крупными буквами, как те четыре слова, начертанные Господом на стене дворца Валтасара. А эти два слова, обведенные кружком, заставили ее поежится. Она вспомнила о ласках, крадущихся по шоссе, вырывающих у нее из рук сумку своими острыми, как иглы, смертоносными зубами. Она подумала об открывающемся красном глазе, появляющемся в темноте, смотрящем, выискивающем теперь не только старую женщину, но целую группу мужчин и женщин… и маленькую девочку.
Два слова, взятые в кружок: «Темный человек».
— Мне указано, — сказала матушка Абигайль, складывая листок, расправляя его, затем снова складывая, не обращая внимания на артритную боль, — что мы отправимся на запад. Во сне мне сообщил это Господь Бог. Я не хотела слушать. Я уже старая женщина, единственное, чего я хочу, это умереть на этом клочке земли. Она была собственностью моей семьи в течение ста двенадцати лет, но мне не суждено умереть здесь, так же как и Моисею было суждено повести в Ханаан сынов Израилевых.
Она замолчала. Двое мужчин сосредоточенно смотрели на нее, освещенную светом лампы, а снаружи продолжал идти дождь, медленно и бесконечно. Гроза прошла стороной. «Господи, — подумала старушка, — эти протезы так давят мне на десны. Я хочу снять их и лечь в постель».
— За два года до этой эпидемии мне начали сниться вещие сны. Я всегда видела сны, и иногда они исполнялись. Пророчество — это дар Господа, но каждый способен на это. Моя бабушка называла это сиянием лампы Господней, иногда просто сиянием. В этих снах я видела себя, идущей на запад. Сначала только с кучкой людей, затем их количество росло и росло. На запад, всегда на запад, пока я не увидела Скалистые горы. Получалось так, что нас уже было очень много, человек двести, даже больше. И там были знаки… нет, не предзнаменования Господни, а обыкновенные дорожные указатели, на каждом из них было написано что-то типа «БОУЛДЕР, КОЛОРАДО, 609 МИЛЬ» или «ДОРОГА ВЕДЕТ В БОУЛДЕР».
Она помолчала.
— Эти сны, они пугали меня. Ни одной душе я не рассказывала о них, вот как я была напугана. Я чувствовала себя так, как, должно быть, чувствовал себя Иов, когда Господь заговорил с ним из центра урагана. Я даже пыталась сделать вид, что это все пустячные сны, глупая старуха, бегущая от Бога, совсем как Енох.
Она взглянула на Ника, который внимательно следил за ней своим единственным глазом сквозь дым сигареты Ральфа Брентнера.
— Я сразу узнала тебя, как только увидела, — сказала она. — Это ты, Ник. Господь прикоснулся своим пальцем к твоему сердцу. Но у Него есть и другие пальцы, есть еще и другие люди, они тоже уже в пути, слава Господу. Он тоже дотронулся до них пальцем. Я тоже видела его во сне, он уже теперь разыскивает нас. Господь простил мне слабость духа, ведь я прокляла этого человека. — Она расплакалась и встала, чтобы выпить воды и успокоиться. Слезы были человеческой слабостью.
Когда она вернулась, Ник что-то писал. Потом он вырвал листок из своего блокнота и передал его Ральфу.
«Я не знаю ничего об участии Бога, но я уверен, что что-то совершается. Все встреченные мною двигались на север. Как будто вы были ответом на все вопросы. Вам снились другие? Дик? Джун или Оливия? А может быть, девочка?»
— Нет, не эта люди, другие. Мужчина, который не очень любит говорить. Беременная женщина. Мужчина приблизительно твоего возраста, который идет ко мне со своей гитарой. И ты, Ник.
«Вы считаете, что нам следует отправиться в Боулдер?»
Матушка Абигайль ответила:
— Это то, чего от нас ожидают.
Ник бесцельно полистал свой блокнот, а затем написал: «Что вам известно о темном человеке? Вы знаете, кто он?»
— Я знаю, что он собой представляет, но не кто он. Он самый настоящий дьявол во плоти. Все остальные — просто маленькие чертенята. Магазинные воришки, сексуальные маньяки и люди, привыкшие пускать в ход кулаки. Но он соберет их. Он уже собирает свое войско. Он собирает их быстрее, чем это делаем мы. Прежде чем он будет готов к атаке, он соберет вокруг себя много приверженцев. Не только дьяволов, похожих на него, но слабых… одиноких… и тех, кто изгнал Господа из своего сердца.
«Возможно, он не существует на самом деле, — написал Ник. — Может, он просто… — Ник погрыз кончик ручки, размышляя. Наконец он добавил: — … испуганная, худшая часть нас самих. Возможно, нам снится то, что мы боимся совершить».
Читая эти строчки вслух, Ральф нахмурился, но Абигайль сразу же поняла, что хотел сказать Ник. Это напоминало то, о чем говорили современные проповедники, появившиеся на земле за последние двадцать лет. Они говорили, что Сатана не существует в реальности. Существует дьявол, возможно, он возник из первородного греха, но он живет во всех нас, и изгнать его так же невозможно, как и извлечь содержимое яйца, не разбив скорлупы. Согласно интерпретации этих современных проповедников, Сатана превращался в головоломку из тысячи картинок — и каждый человек, будь то мужчина, женщина или ребенок, добавляли по своему маленькому фрагменту, чтобы составить целое. Да, в этом было нечто разумное и оно звучало так современно, но проблема заключалась в том, что это было неправдой. И если позволить Нику размышлять в подобном духе, то темный человек сожрет его со всеми потрохами.