Иск
Шрифт:
К сожалению, с людьми это невозможно. Нет такого президента фирмы, который прекратил бы воспроизведение себе подобных на Земле. Поэтому их нужно уничтожить. Да, уничтожить!
Калеб Людвиг поднял руку жестом древнего пророка, голос его гремел. Боже, пронеслось у меня в голове, он же безумен, абсолютно безумен!
Он медленно опустил руки, неожиданно усмехнулся и сказал:
— Я знаю, о чем вы думаете сейчас. Вы думаете, что я сумасшедший. Так?
— Я…
— Не юлите!
— Да.
— Я не в претензии на вас. И я бы думал так, потому что вы не дослушали меня до конца. Что значит «уничтожить»? Как это сделать?
Они не просто выйдут на прогулку по пустой земле. Они выйдут колонистами, основателями новой расы бессмертных, расы людей искусственных, и потому лишенных проклятой двойственности обычных двуногих. О, они уже не будут муравьями! Они не будут метаться, гонимые инстинктами и суетностью духа. Впервые на землю ступят истинные носители чистого разума, существа кроткие и мудрые. Они станут достойны звания Человек. И пусть вас не смущает трагический парадокс: чтобы стать человеком, нужно перестать быть им. Таков наш план Омега, такова наша мечта. И нет силы на свете, которая могла бы помешать нам. Все продумано, все пружины взведены. Еще несколько дней — и зазвонит будильник, возвещающий конец эры безумия и начало эры великой гармонии. — Последние слова Калеб Людвиг почти прошептал. Как слова любви. На губах его появилась улыбка, улыбка мечтателя. И палача.
— Теперь вы понимаете, почему среди исков большинство ученых, почему мы оборудовали лаборатории, почему еще в одном месте я построил подземный завод по производству искусственных тел?
— Но этот… генерал… и сотрудники Агентства… они же понимают, что погибнут… — пробормотал я.
— Понимают, — торжествующе подтвердил Калеб Людвиг. — И не боятся. Потому что их копии давно уже живут в Ритрите. Знаете, например, как там зовут ракетного генерала Каррингтона? Антуан Куни!
Боже мой! До чего же странно мы устроены. Чудовищный план безумного миллиардера поразил меня меньше, чем последние его слова. Сладкоречивый проповедник, ритритский златоуст — и генерал, который нажмет кнопку Судного дня!
Голова моя шла кругом. Я несся на дьявольской карусели, и все сливалось в мерцающий безумный круг.
Начни мне кто-нибудь излагать эти бредни год назад, я бы посмеялся над безумцем. Но я был подготовлен всем, что случилось, от испуганных глаз профессора Трампелла до своего искусственного тела. И как бы ни были чудовищны речи Людвига, я верил им. Я знал, что это правда.
— Но… кнопка, — пробормотал я, цепляясь за вопрос, как за игрушечного коня на карусели. — Разве может генерал…
— Я не ошибся в вас, — снисходительно улыбнулся Людвиг. — Хороший вопрос. Ключ, активирующий ракеты, у генерала Каррингтона. Но повернуть его можно будет только по приказу президента Шервуда. И этот приказ
— Значит, президент…
— Его помощник. И его копия тоже уже в Ритрите. Все продумано, дорогой Карсон, великий план накануне осуществления. Не великий, а величайший. Ибо ничто в человеческой истории, даже приручение огня, даже изобретение колеса, не идет ни в какое сравнение с тем, что мы собираемся сделать!
Людвиг вдруг остановился, нахмурился и посмотрел на меня с нежностью и состраданием. И эти чувства, сиявшие в его глазах, были неожиданны, как удар.
— Вам страшно? — тихонечко, словно боясь спугнуть что-то, спросил он. — Это действительно страшно. Но сделайте усилие, заклинаю вас, выскочите хотя бы на мгновение из своей шкуры, поднимитесь над обыденными представлениями простых смертных… Мы принесем в мир стройный порядок, без которого он так устал! Мы заселим его тихой и мудрой расой бессмертных исков…
— Но… кто-то же останется… в живых? — пробормотал я. Мне нужно было что-то говорить; произносить какие-то слова, потому что обычные слова представляли из себя последнюю дамбу на пути сверкающего и страшного вала безумия.
— Конечно. Но часть из них вымрет в выжженном и опустошенном мире, а часть придет к нам с мольбой сделать из них исков. Таких же неуязвимых богоподобных исков, какими будем мы. Они придут, приползут, таща свои обгоревшие и отравленные тела, станут перед нами на колени и протянут к нам руки в мольбе, как богов будут просить они нас о новых телах и бессмертии. И мы будем богами. Грозными и всемогущими, добрыми и сострадательными.
Не бойтесь, дорогой Карсон, не содрогайтесь. Может быть, сейчас мои слова кажутся вам страшными, но пройдет какое-то время, и они начнут погружаться в ваше сознание, и вы увидите их истинный смысл, их красоту и величие. Вы нужны мне, поверьте, потому что у вас есть качества лидера, а в день Омега нам нужны будут истинные лидеры, основатели новой расы, провозвестники новой цивилизации. Поэтому я перед вами, поэтому вы один из немногих, кто знает о Плане.
Прежде чем сказать мне, что вы решили, подумайте о своей Луизе. Вы не обязаны расставаться с ней. Она может стать иском и будет вам верным товарищем во веки веков.
— А почему вы обманули нас? Обманом заставили нас стать исками?
— Во-первых, у нас не было времени ждать. Тем более, что нам нужны были не дряхлые, высушенные мозги, а интеллекты в расцвете творческих сил. Ученые — потому что новому миру понадобятся знания. Иногда мне начинает казаться, что зря мы сосредоточили свои поиски на ученых. Мы думали, что ученый легче кого бы то ни было воспринимает новые идеи, какими бы странными они ни казались на первый взгляд. Увы, многие из вас так же консервативны и пугливы, как старые крестьянки.
Но теперь это уже не имеет значения. Уже поздно. Еще несколько дней — и наш великий План осуществится. Не бойтесь, Карсон, не страшитесь. Мы зовем вас в новый мир…
Людвиг безвольно опустился на стул и несколько минут сидел молча, опустив голову. Он казался полностью опустошенным. Наконец он встал:
— К сожалению, я не могу дать вам больше двенадцати часов на размышления. День Омега близится, и каждый час у нас на учете. Ровно через двенадцать часов я приду к вам. Не пытайтесь бежать, это бессмысленно. За дверью стражник. До свидания, Карсон. — Он повернулся и вышел из комнаты. Мягко щелкнул ключ.