Искатель, 1961 №1
Шрифт:
— Далее, — обратился я к Ерофимову, — решительно возражаю против заключения в тюрьму десяти буржуев. Такие вещи может решить только ревтрибунал.
— Ревтрибунал, — самодовольно сказал Ерофимов, — это мы. Город в наших руках.
— Ошибаетесь, товарищ Ерофимов. Что такое мы? Ничтожная пара — комендант города и его адъютант. Трибунал назначается Реввоенсоветом Восточного фронта. Разве вы хотите, чтобы вас поставили к стенке?
— Ну ладно, — со вздохом отозвался Ерофимов, — но повальный-то обыск в городе нам никто не запретил?
— На основании декрета от 18 июня сего года, —
— Вы ангел, — сказал Ерофимов нежно, — без вас бы я влип как кур во щи! А свободную торговлю мы можем прикончить?
— Большинство из тех, кто приезжает сюда торговать, — объяснил я, — это народ из деревни, мужики, которые не умеют ни читать, ни писать. Надо научить их грамоте, тогда они смогут читать наши приказы и понимать, в чем дело. После этого можно будет издать, например, ваш приказ о мобилизации лошадей. Кстати, скажите мне, товарищ Ерофимов, почему вы так упорно настаиваете на мобилизации лошадей? Разве вы собираетесь реорганизовать свой полк в кавалерийскую часть? Так ведь для этого есть инспектор по формированию советских войск левобережной группы.
— Ей-богу, вы правы, товарищ Гашек, — сказал Еро-фимов со вздохом. — Что же мне остается делать?
— Учить народ грамоте, — ответил я. — А я пока что пойду поглядеть, как ведут себя ваши молодцы. Не затеяли ли они каких-нибудь глупостей и как расквартированы.
Я вышел и отправился бродить по городу. Партизанский полк вел себя образцово: никого не обижал, сдружился с населением, попивал чаи, варил пельмени, щи, борщ, делился своей махоркой и сахаром с хозяевами. Словом, все было в порядке. Я дошел до Малой Бугульмы, где помещался первый батальон полка. Там тоже была идиллия: пили чай, ели борщ и вели себя, как рыцари.
Вернувшись поздно вечером, я увидел на углу свеженаклеенный приказ. В нем стояло:
«Всему населению Бугульмы и уезда
Приказываю всем не умеющим читать и писать ликвидировать свою неграмотность в течение трех дней. Уличенные после этого срока в неграмотности будут немедленно расстреляны.
Придя к Ерофимову, я увидел у него городского голову. Кроме хлеба и соли, которые лежали на столе, голова принес несколько бутылок водки. Ерофимов был в хорошем настроении, обнимался с головой и закричал мне:
— Видел, как я выполнил твой совет? Сам ходил в типографию. Прямо с наганом — шасть! Говорю заведующему: зараз напечатай, голубок, а то я тебя, сукина сына, на месте укокошу. Трясется, сволочь, читает и опять трясется, а я бац в потолок. И напечатал-таки, славно напечатал. Грамота — это первое дело. Издашь приказ, все читают, всем понятно, и все довольны. Верно, голова? Пей, товарищ Гашек.
Я отказался.
— Будешь пить или нет? — закричал Ерофимов.
Я вытащил
Сейчас же марш спать, или…
— Иду. Уже иду, голубок. Ей-богу, иду. Я только так, повеселиться, погулять маленько.
Я отвел Ерофимова спать и, вернувшись, сказал голове:
— На первый раз я вам прощаю. Идите домой и радуйтесь, что так легко отделались.
Ерофимов спал до двух часов следующего дня. Проснувшись, он послал за мной и, недоверчиво поглядывая на меня, спросил:
— Кажется, ты вчера хотел меня застрелить?
— Да, — сказал я, — я хотел только сделать то, что сделал бы с тобой ревтрибунал, узнав, что ты, комендант города, пьянствуешь.
— Голубок, ты этого никому не рассказывай. Я больше не буду. Буду учить народ грамоте.
Вечером явилась депутация от окрестных деревень — шесть баб от шестидесяти до восьмидесяти лет и пять стариков в том же возрасте. Все они кинулись мне в ноги.
— Отпусти душу на покаяние, отец родной! За три дня грамоте не выучимся. Голова не варит. Кормилец наш, пожалей нашу старость!
— Приказ недействителен, — сказал я, — это все наделал дурень Ерофимов.
Ночью приходили еще депутации, а к утру всюду были вывешены и разосланы с нарочным по уезду плакаты. Содержание их было такое:
«Всему населению Бугульмы и уезда
Объявляю, что сместил коменданта города Ерофимова и снова приступил к своим обязанностям. Тем самым его приказ о ликвидации неграмотности в три дня считать недействительным.
Я смог это сделать, потому что ночью в город прибыл Петроградский рабочий конный полк, который привели мой бравые чуваши.
Смещенный мною комендант города Ерофимов дал приказ своему полку выступить из Бугульмы в боевом порядке и расположиться за городом, а сам пришел попрощаться со мной.
Я заверил его, что, если он попробует снова затеять какое-нибудь бесчинство, я велю полк разоружить, а его самого передам ревтрибуналу Восточного фронта. Игра пошла в открытую.
Ерофимов, со своей стороны, оповестил меня с исчерпывающей откровенностью, что как только Петроградский конный полк покинет город, он явится и повесит меня на холме около Малой Бугульмы, откуда я буду хорошо виден со всех четырех сторон.
Мы подали друг другу руки и расстались добрыми приятелями…
ПОЛЕТ ЗА СКАЗКОЙ
В наши дни дикие гуси — мало популярный вид транспорта. Это учел французский режиссер Ляморисс, создавая фильм-сказку для детей.
Полвека назад шведская писательница Лагерлеф, чтобы познакомить детей с природой и достопримечательностями родной страны, выбрала для этого увлекательную форму сказки. Кто не знает «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями»? У Ляморисса диких гусей заменил аэростат, мальчика Нильса — сын режиссера, маленький Паскаль, а сказку — сказочный фильм о Франции.