Искатель, 1962 №1
Шрифт:
И гитлеровцы побежали.
В ходе сообщения замелькали темные фигуры. Залетов дал очередь. Фашисты валились как подкошенные. Но в траншею врывались все новые и новые гитлеровцы и, нарвавшись на пули, заваливали проход беспорядочной грудой.
Потом фашисты стали выпрыгивать из окопов и удирать по снежной целине — проваливались, падали под огнем, останавливались, подняв руки.
А рота все гнала и гнала гитлеровцев. Сначала вверх по склону, потом вниз и дальше по полю, не давая опомниться…
— Вот
Вышли мы к берегу Нарвы. И остановились. Форсировать с ходу водный, вернее ледяной, рубеж не удалось.
Гитлеровцы сильно укрепились на левом берегу. И мы и они понимали: форсировать Нарву — значит вырваться на оперативный простор в Прибалтику, откуда до Германии совсем близко….
Февраль славен в Прибалтике ветрами — тягучими, влажными и промозглыми. Они тащат на своих спинах рыхлые тучи. Тучи секут землю колючей крупой.
И сыро и холодно.
Вот в один из таких пасмурных дней и появился Залетов в землянке Камышного.
Руку к ушанке.
Да что там!
Обнялись.
— Новости рассказывай, Залетов! — веселился старший лейтенант. — Мы так быстро шли, что они отстали.
— Новостей в тылу от вас ждут, — пошутил Залетов.
— И у нас будут. Пополнение пришло. И ты вернулся. А опытный солдат порой целой роты стоит, — прибавил Камышный свою любимую поговорку.
Проведав про возвращение Залетова, пришли в землянку «старые» солдаты — Смирнов, Толстиков, тоже недавно вернувшийся из госпиталя.
В землянке Камышного пили чай и что покрепче. Вспоминали. Говорили про дом, о родных, о земляках, которые были и которых уже нет. Но для всех, кто их знал, они оставались живыми, они продолжали идти рядом.
— А помнишь, Залетов, парнишку из Каменки? — спросил Толстиков.
— Рыжего?
— Да нет. Веснушчатый такой. Все носом шмыгал..
— Это тот, который со мной про гоголевского «Ревизора» спорил?
— Вот-вот, — подсказал Толстиков.
И все рассмеялись.
Спор действительно был веселый. Спорили, в каком городе надул городничего Хлестаков — в Каменке или в Сердобске. В комедии не сказано, куда направлялся Хлестаков, но упомянуто, что в Пензе он проиграл все деньги пехотному капитану. А от Пензы — что до Сердобска, что до Каменки. И, судя по истории, оба города подходящи.
— А где он, паренек-то? — спросил Залетов.
— Погиб, — ответил Камышный. — Неделю назад.
Все замолчали..
…Артподготовка началась на следующее утро.
Рота готовилась форсировать Нарву по льду.
Канонада
Фашисты пробовали отвечать, но вскоре замолчали.
Обстрел рвал только берег. Артиллеристы щадили мост, перекинутый морозом через реку.
— Не нравится мне, что не отвечают, гады, — сказал, наклонившись к Залетову, старший лейтенант. Они стояли в траншее, готовые к атаке. — Силы, сволочи, берегут.
— Потом по льду могут ударить, — сказал Залетов.
— Только бегом. Без остановки, — проговорил Камышный. — До них метров четыреста — две, ну, три минуты.
Казалось, что на противоположном берегу уже не осталось ни одного живого существа — таким массированным и плотным был сосредоточенный огонь. Но и Камышный, и Залетов, и все солдаты знали, что стоит утихнуть канонаде, как из каких-то щелей, из дотов, упрятанных глубоко в склоне высокого берега, их, атакующих, встретит стрельба. А на ледяном просторе реки и двух-трех пулеметов достаточно, чтобы не только остановить, но и уничтожить полк.
— Давай закурим, — сказал Камышный. — Артподготовка скоро кончится.
Старший лейтенант достал пачку «Беломора». Закурили.
— Помню, я с него и начинал, — усмехнулся командир роты. — Мать увидела. Ну и досталось на орехи!
Закурили и другие солдаты. Все знали, что значит это «закурим». Скоро атака. Курили, жадно затягиваясь, чтобы по сигналу резко отбросить, может быть, недокуренную папиросу — и в бой.
Разрывы снарядов ушли в глубь от берега.
Камышный вскочил на бруствер:
— Вперед!
Старший лейтенант побежал к реке, не оглядываясь. Тот, кто поднимается первым, никогда не оглядывается. Он не должен оглядываться. Он должен верить, что за ним поднимутся все.
Иначе ему не следует подниматься.
Рота кинулась за командиром.
Солдаты бежали к белому полотну реки.
Вот уже первые солдаты ступили на лед. Вот уже и соседние роты вышли на ледяной мост.
И только тогда пришедшие в себя после артобстрела фашисты открыли огонь.
Ударили пулеметы. Лед заныл от пуль, увязающих в нем. Взвизгнули, охая пламенем, мины. Заскрежетал, затрещал под ногами солдат ледяной мост.
Черная быстрая вода глянула в проруби, образовавшиеся от разрывов.
Вдруг будто запнулся бежавший впереди Камышный. Припал на колено, сник.
— За мной! Вперед! — закричал политрук.
И замешкавшаяся на мгновение рота продолжила стремительный бросок через Нарву.
Рота выскочила на берег.
Откуда-то стреляли. Но не было видно ни одного гитлеровца.
— Они в блиндажах! Кидай гранаты в трубы! — крикнул Залетов.
Он огляделся и увидел, что на берег вышла лишь горстка людей. И политрука с ними не было.