Искатель, 1990 № 01
Шрифт:
— И как ты это объясняешь? — спросил Камраль.
— Никак, — уныло ответил Виттиг. — Одно могу сказать: виноват какой-то фермент… Кстати, ты слышал: недавно на побережье Флориды выбросилось целое стадо китов, и тоже никому неизвестно, в чем дело… Ну а с этой водой я еще поработаю может, что и прояснится.
После завтрака Виттиги уехали, прихватив с собою Мод. Камраль надеялся, что его жена останется с ним, но она, как оказалось, и слышать об этом не хотела.
— Побудешь еще денек? — спросил он.
— Нет! — сказала Мод. — Для чего? Я приехала только сказать тебе, что встречалась с адвокатом.
— А, ну-ну, — вздохнул он. — Я не возражаю. Впрочем, если бы осталась до вечера, мы могли
Камраль говорил размеренно, как робот, — так, словно эти слова были заложены в него, как программа в компьютер. Но в душе он все же надеялся, что она почувствует, как ему скверно и останется хотя бы на один день.
Камраль стоял рядом с ней и физически чувствовал, что она стала ему чужой. «Теперь мы — разделенные уровни энергии, между которыми нет никаких переходов. Только дети связывают нас друг с другом: они, наверно, огорчатся, узнав о нашем внезапном разводе. Впрочем, Мод права, что не хочет остаться».
Он не стал уговаривать жену отказаться от принятого решения, хотя чувствовал, что одиночество может его погубить. Ему наверное пришло в голову, что в свое время он злоупотребил доверием Мод. Когда она впервые забеременела, они решили, что ей следует пока прервать учебу; слова «пока прервать» было произнесены именно им, Георгом Камралем. Мод так никогда и не вернулась на студенческую скамью.
Когда все уехали, Камраль поднялся к себе и долго простоял у письменного стола, с отвращением глядя на свою рукопись: и гораздо с большей охотой он пошел бы сейчас чинить поврежденную бурей беседку. Однако ему не давала покоя одна мысль, промелькнувшая у него во время разговора с женой, — даже не мысль, а слабо осознанное ощущение: Камраль чувствовал, что между их с Мод поведением и научной проблемой, над которой он бился, существует какое-то сходство… И вдруг он понял! Понял, как нужно использовать данные и почему до сих пор у него ничего не получалось! Вся суть в электронах: ведь кроме подвижных электронов, есть и неподвижные. А тогда, стоя рядом с Мод, Камраль подумал, что их дети — это те электроны, которые их связывают… Теперь ясно, почему акустические уровни определяются с такой высокой точностью! Камраль сел за стол, примерно час работал как одержимый — и общий набросок был готов. Потом он разложил по местам все свои бумаги; при этом его движения были уже механическими. Сделанное открытие не принесло ему никакой радости; напротив Камраль чувствовал себя совершенно опустошенным. Он привел письменный стол в порядок, сходил в подвал и взял бутылку красного вина.
Когда Камраль сел на террасе и немного выпил, к нему постепенно пришло уже почти забытое им ощущение гармонии с природой. Но теперь в этом чувстве не было ни малейшей примеси пьянящей гордыни. И хотя он только что нашел объяснение сложнейшего физического феномена, эта удача казалась ему незначительной в сравнении с постигшим его чисто личным горем. А кроме того, Камраль подумал, что, в общем, и без его открытий темпы прогресса стали уже просто угрожающими. Человечество окончательно теряет рассудок, и научные открытия зачастую приносят больше вреда, чем пользы… И вдруг Камраль почувствовал, как он устал. Как будто в нем что-то оборвалось от напряжения. Наливая себе еще один бокал вина, он вспомнил о кристальной воде своего колодца, в которой появился загадочный и опасный фермент.
— Плохо мне, старушка, — сказал он, глядя в сумерки. — Эх, до чего ж мне скверно! Не взять ли еще одну бутылку, подумал Камраль. Но потом решил этого не делать; ведь и так уже язык заплетается! Он поднялся, пошел на кухню, тщательно сполоснул бокал и до краев налил его водой — той самой. Подняв бокал к свету, убедился, что вода совершенно прозрачна. Она ничем не пахла, была удивительно свежа и хороша на
На следующий день труп профессора Камраля был извлечен из колодца на его загородном участке. У колодца лежал сачок и фонарик, батарейки которого, конечно, уже сели. Рядом стояла небольшая бочка со строительным раствором. Вечером за кружкой пива те люди, которые за ноги вытащили тело Камраля из воды, вспоминали, что в самом колодце было видимо-невидимо утонувших ужей — не иначе как все ужи Европы сползлись сюда, чтобы утопиться в этой прославленной воде. «Похоже на то, — добавил, глотнув пива, один из сидящих за столом (и несмотря на глоток, голос его был хриплым), — что профессор вовсе не утонул. Похоже, что это змеи навалились на него всем скопом и придушили!»
Пересел с немецкого Андрей ГРАФОВ
Владимир ГУСЕВ
«МУХОЛОВКА ЛОМТИКОВА»
Художник Борис ИОНАЙТИС
— …Что-то вы не учли… Я бы даже сказал, прохлопали!
Ломтиков почувствовал, что краснеет. Кулаки его сами собой сжались. Сказать такое пси-модельеру… Это равнозначно обвинению в профессиональной некомпетентности. И если бы директор Сима не был его, Андрея Ломтикова, наставником…
Интересно, почему все-таки его прозвище Очковый Змей? С очками, пожалуй, все ясно. Директор Сима — единственный на Клероне и в окрестностях, кто таскает на носу этот музейный экспонат. Чудачество талантливого человека. Признак независимости вкуса, мнений и, следовательно, незаурядности носителя этого странного предмета. Что-то вроде редкого значка на кармашке. Но — Змей? Прядский так и не ответил тогда на этот допрос. Усмехнулся загадочно, сказал: «Скоро сам узнаешь. Хотя лучше бы тебе оставаться в неведении»…
Директор Сима остановился прямо перед Ломтиковым, надел очки и, слегка покачиваясь, как кобра, готовящаяся к броску, медленно произнес, тщательно выговаривая каждое слово:
— Вы должны были это учесть! Должны! Ваша ошибка обойдется переселенцам очень дорого. Да-да, именно ваша! Что бы там ни показало следствие! Девятьсот пятьдесят тысяч часов механического труда! Пяти ваших жизней не хватит, чтобы возместить ущерб!
Ломтиков молча смотрел в окно. Действительно, лучше ему оставаться в неведении… Интересно, а что натворил Прядский? Надо будет расспросить при случае.
— А может быть, и правда, как злословят завистники, букву «о» на наших значках следует заменить на «а»? — вкрадчиво спросил директор Сима и снова начал расхаживать по кабинету.
Ломтиков скосил глаза на свой нагрудный карман. Что Очковый Змей имеет в виду? У него у самого на груди среди прочих (голубой эллипс «Третьей сферы экспансии», серебряный кружок «Работы без ошибок», заветный синий квадратик с золотой буковкой «Е» и еще чуть не десяток других) зеленеет прямоугольник с большой буквой «пси» и тремя маленькими латинскими «м», «о», «д». Если «о» заменить на «а» [1] … На французском — сокращение от «мадам» (или от «мадемуазель»?), по немецки — непонятно что, на английском… Ну да, конечно, ректор Сима — признанный знаток староанглийского…
1
Mad( англ.). — сумасшедший.