Искатель, 1996 №5
Шрифт:
— Да, это я, — настороженно сказала она.
— У меня к вам важное дело, — сказал Гиллель.
— Вот как?
— Может быть, нам лучше поговорить там? — предложил Гиллель, показав рукой в сторону ближайшего небольшого бара.
Гиллель пристально смотрел на фрау Анну. Он представлял ее себе такой, какой Хаузер видел ее в последний раз. Но реальная картина заслонила в сознании Гиллеля память Хаузера об Анне. Белокурая нордическая красавица с пышной грудью, непринужденная и чувственная, способная вызывать в мужчинах
— Я вас не знаю, — сказала Анна.
— Вам привет от вашего друга из Копенгагена, от Дага Ван Кунгена. Он просил меня навестить вас.
Найти Анну Хаузер оказалось нетрудно. Еще когда Гиллель лежал в постели у себя в номере отеля «Савой» на Фазаненштрассе, запечатленные в памяти образы и события оживали перед ним, как на экране. Ведь Хаузер знал Анну близко…
— Даг? — сказала она недоверчиво. — Я не слышала о нем и не получала от него вестей с тех самых пор, как кончилась война. Как он там?
Ее лицо порозовело от волнения. Она даже улыбнулась, открыв два ряда безупречных зубов, которых никогда не касались инструменты дантиста.
— Мистер Ван Кунген просил меня наедине поговорить с вами и кое-что передать вам.
— Даг, — повторила она, словно наслаждаясь самим звучанием этого имени. — Хорошо, идемте в «Мампе». Мы иногда встречались здесь, пока этот бар не разбомбили.
Они перешли через дорогу.
— Даг заботился обо мне, когда Карла арестовали, — сказала фрау Анна.
Они шли рядом друг с другом. Хлопчатобумажные чулки морщились на ногах фрау Анны, обутых в дешевые туфли из грубой кожи. Высокая, чуть выше Гиллеля, статная и осанистая, как хороша она была еще не так давно! Они молча проищи мимо церкви «Карла-Вильгельма». Часы на церковной башне навсегда остановились на двадцати пяти минутах второго — времени, когда здесь разорвалась бомба. Потом Анна и Гиллель прошли мимо ресторанов с пестрыми навесами и зажженными лампами, сверкавшими, как маленькие желтые луны, пытавшиеся отогнать прочь холод. Улица кишела людьми, и автомобили двигались медленно и шумно, чуть ли не бампер к бамперу. Всем этим потоком машин, в котором выделялись желтые двухэтажные автобусы, управляли безоружные регулировщики в белых мундирах.
В баре «Мампе» было темно, и глаза Анны Хаузер не сразу привыкли к искусственному освещению. Помещение с панельной обшивкой стен оказалось почти пустым. Анна не стала сдавать свое пальто в гардероб. Ей, вероятно, не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел ее в платье из остатков пряжи.
— А почему Даг сам не приехал ко мне? — спросила она.
— Он не знал, где вас искать, — ответил Гиллель.
— Он женат?
— Когда мы с ним встретились, он был один, никакой женщины с ним я не видел.
Такой ответ обрадовал Анну. Или Гиллелю
— А как вы узнали, где искать меня? Где вы встретили Дага? бы говорите без иностранного акцента, а ведь вы тоже не немец. Кто вы? — фрау Анна не оставляла Гиллелю времени на то, чтобы отвечать на ее вопросы, и не давала ему опомниться.
— Он дал мне деньги, которые я должен передать вам. Двадцать тысяч германских марок.
— Зачем?
— Он… Это его долг, он должен вам эту сумму, так сказал мне Даг. И если вы в чем-нибудь нуждаетесь… — Гиллель запнулся, вспомнив, что Ван Кунгена больше нет в живых.
— Он многое мне должен, — сказала Анна. — Но это не деньги.
Гиллель достал конверт, туго набитый банкнотами.
— Он хотел, чтобы эти деньги принадлежали вам.
— Не понимаю, — решительно возразила фрау Анна Хаузер, отстраняясь от подарка судьбы, лежащего перед ней на столике бара.
— Странно. Я не претендую на эти деньги.
Официант, терпеливо ожидая, стоял возле них.
— Кофе, — сказала Анна.
— Два кофе, — сказал Гиллель. — И что-нибудь еще? — обратился он к фрау Анне.
Она проигнорировала вопрос Гиллеля.
— Почему Даг не приехал сам?
— Я уже говорил вам, что все эти годы он не знал, где искать вас.
— И он передал вам деньги для меня? Он так хорошо знает вас? Вы так близко с ним связаны?
— Это не его деньги, — сказал Гиллель. — Их оставил Дагу незадолго до своего ареста ваш муж.
— И Даг хранил их так много лет? — она отказывалась это понимать, такое не укладывалось у нее в голове и не соответствовало ее представлению о Ван Кунгене, которое она бережно хранила в своей памяти. — Мне не нужны эти деньги.
— Но они ваши, — настаивал Гиллель.
— Я не возьму денег от Карла.
— Карл Хаузер передал Ван Кунгену золото и иностранную валюту, которые он хранил на случай, если германская марка обесценится. Карл Хаузер знал, что такое инфляция, потому что в свое время пережил ее.
— Это Иудины деньги. Они должны принадлежать Германскому Рейху. Карл получил их за предательство своей Родины, которую он и теперь продает, работая на русских.
— Он умер, — сказал Гиллель. — Ваш муж умер.
Анна, услышав о смерти Карла Хаузера, не шелохнулась.
— Для меня он умер много лет назад. Я никогда не стану оплакивать его. Эти азиаты, эти русские варвары обласкали и подкупили его, и он согласился работать на них. Он спал с их женщинами. Он предал свою расу, осквернил арийскую кровь в русских борделях и наклепал ублюдков с этими узкоглазыми потаскухами из Монголии.
В глазах фрау Анны полыхал огонек безумия. Не стоило, кажется, и пытаться найти взаимопонимание с ней. Это не удалось бы и самому Ван Кунгену. И все-таки Гиллель чувствовал облегчение оттого, что хотя бы одно из дел Хаузера было уже позади.