Искатель приключений. Книга 1
Шрифт:
— Похвальная предосторожность! — одобрил я. — Но если, например, вам придется оставить на некоторое время вашу комнату… тогда что же вы сделаете?..
— Я это предвидел: мой слуга, молодой человек, совершенно мне преданный, будет ждать здесь моего возвращения, сидя на этом чемодане и держа по пистолету в каждой руке…
— Черт побери!.. Не очень-то хорошо будет тому, кто захочет обогатиться за ваш счет, кавалер!..
— Никому не советую пробовать. Но вы, кажется, мне говорили, любезный месье Бенуа, что эта гостиница
— Говорил и готов повторить это… Совет, который я. позволил себе дать вам, происходил от избытка усердия, а также оттого, что я имею правилом лучше предупреждать несчастье, нежели сожалеть о нем.
Тут мы простились, пожимая друг другу руку, как бы для скрепления тесной и искренней дружбы, которую обещали один другому… Вот что я сделал, господа, вот почему считаю себя вправе сказать с некоторой гордостью, как сказал какой-то греческий или римский император, право не знаю: я не потерял даром дня! Любезные товарищи, что вы думаете о моем подвиге?.. Предоставляю вам самим обсудить его…
Когда Бенуа кончил, хорошенькая Эмрода зевнула во всю ширину своего маленького ротика. Человек, которого называли виконтом, начал советоваться с капуцином, с комиссионером и с некоторыми другими членами общества. Это совещание продолжалось минуты три: мнения выражались шепотом. Потом виконт сказал:
— Любезный Бенуа, общество рукоплещет вам вдвойне, вы заслужили это…
— Мне отдают справедливость! — прошептал Бенуа, с выражением законной гордости.
— Мы понимаем как нельзя лучше ваш план… — продолжал виконт.
— И одобряете его?
— Да, только надо условиться в подробностях.
— Они очень просты…
— Не спорю, но надо будет несколько поистратиться.
— Вы наш казначей, возьмите из кассы.
— Как вы спешите!
— Дело надежное…
— Может быть, но, по моему мнению, надежны только те дела, которые сделаны.
— Знаете вы одну пословицу?
— Знаю и много.
— Хорошо, но одна из них более всего согласуется с нашим положением: кто ничем не рискует, тот ничего не получит!..
— Вы правы. Притом я вам сказал: план ваш принят, теперь будем рассуждать о подробностях.
— Охотно.
В эту минуту Эмрода прервала разговор.
— Позвольте мне уйти, — сказала она.
— Ты хочешь нас оставить, капризница?
— У меня есть дела сегодня, очень важные.
— Какое-нибудь свидание, плутовка?
— Может статься, но это вас не касается, а так как я вовсе не нужна вам для исполнения вашего плана…
— Вы ошибаетесь, — перебил Бенуа, — именно вы нужны нам, любезная Эмрода, и даже очень…
— Мне показалось, однако, что в комедии, которую вы приготовитесь разыграть, нет женской роли.
— Это доказывает, что вы дурно меня слушали, малютка…
— Может быть, я спала… или думала о другом. А что же вы говорили?
— Я говорил о моей племяннице, которую
— Ну?
— Ну! Кто же будет этой племянницей, если не вы?
— Ах, гадкий человек! — вскричала молодая девушка с очаровательной досадой и очень милым и кокетливым гневом. — Скажите пожалуйста, с какой стати ему вздумалось говорить о своей племяннице!..
— Следовательно, — продолжал Бенуа, — я формально сопротивляюсь тому, чтобы отпустить нашу миленькую Эмроду! Ее возлюбленный подождет…
— Мой возлюбленный! — прошептала молодая девушка с восхитительным жеманством.
— Мне бы следовало сказать «возлюбленные», — продолжал Бенуа, — я ошибся, извините.
— Дерзкий! — вскричала Эмрода.
— Бенуа прав, — вмешался виконт, — наша любезная сестрица непременно должна сегодня остаться с нами. Как вы думаете, господа?
— Да! да! да! — отвечали все сообщники в один голос.
Приговор был произнесен. Надо было повиноваться. Эмрода сделала гримасу, но осталась. Заседание прекратилось только в два часа утра. Мы скоро узнаем результат его.
XV. Дом Бенуа
На другой день после той ночи, в которую происходили сцены, рассказанные нами читателю, мирные обитатели той части улицы Грента, которая примыкает к улице Сен-Дени, смотрели внимательно, стоя у своих дверей, на зрелище, сильно подстрекавшее их любопытство. Вот в чем оно состояло.
Довольно скромная лавка, давно уже не занятая никем, была снята в это самое утро. С рассвета несколько человек работали безостановочно и внутри и снаружи этой лавки. Одни наскоро прибивали полки и прилавки, походившие скорее на декорации и аксессуары в театре, нежели на настоящие прилавки и полки, потому что они были чрезвычайно тонки и не могли бы выдержать никакой тяжести. Другие, с помощью высокой лестницы, прибивали, над главным входом, огромный железный лист, без всяких изображений и надписи. Когда этот лист был прикреплен, явились два живописца. Первый нарисовал посреди листа нечто вроде барана, с великолепными рогами, и покрыл свой эскиз густым слоем мела, подражавшего с грехом пополам изменчивому отливу серебра. Пока этот художник оканчивал свое образцовое произведение, товарищ его также не терял времени. По обеим сторонам животного с длинными рогами он начертывал огромными белыми буквами следующие слова:
СЕРЕБРЯНЫЙ БАРАН
Николас Бенуа и К°
Шерстяные товары
На улице собралась большая толпа любопытных, состоявших большей частью из давнишних ее обитателей. Все с удивлением расспрашивали друг друга.
— Николас Бенуа, — говорил один, смотря на огромную вывеску. — Вам знакомо это имя, кум?
— Нет.
— А вам?
— И мне нет.
— А вам?
— Также нет.
— Стало быть, никто здесь не знает этого Николаса Бенуа?