Искатель приключений. Книга 2
Шрифт:
Венера ничего не ответила. Она только взяла руку девушки, поднесла ее к губам и поцеловала несколько раз.
Иуда! Иуда! Где был ты в этот миг?
В дверь тихо постучали.
— Это, верно, Мозэ, — прошептал Натан.
И он отворил дверь, в которую вошел старик высокого роста, странной наружности. Черный бархатный кафтан, очень узкий, обрисовывал удивительную худобу его тела. Длинные пряди серебристых волос выбивались из-под черной шапочки и смешивались с густыми волнами седой бороды, падавшей
Это был еврей Мозэ, почти столетний старец, до того знаменитый своим искусством, что его призывали к себе даже самые набожные католики. Мозэ не отказывался лечить их, но самые драгоценные сокровища своего знания сохранял для своих единоверцев.
XXVII. Доктор Мозэ
Старый врач молча подошел к постели больной. Рауль встал с кресла, на котором до тех пор оставался погруженным в свою печаль. Мозэ во второй раз в этот день посещал Дебору. Она лежала с закрытыми глазами.
— Она спит, — прошептал Натан,
Девушка подняла свои длинные ресницы и пролепетала:
— Нет, я не сплю…
— Дайте мне вашу руку… — сказал тогда Мозэ.
Дебора сделала усилие, но слабость ее была так сильна, что она не могла даже приподнять руки. Мозэ не сделал никакого движения и ничем не обнаружил, что произошло в нем при виде этого ужасного симптома; только лоб его наморщился и мрачное облако пробежало по лицу. Он взял бессильную руку Деборы, неподвижно лежавшую на одеяле, и долго щупал пульс, потом приложил свою руку к левому боку Деборы и сел, не сказав ни слова, в кресло, с которого встал Рауль.
Все, Натан, Рауль, Люцифер, окружили старика в ожидании первого слова, которое сорвется из его губ; но Мозэ молчал. Голова его склонилась на грудь. При виде этого безмолвия и этой позы Натан решился спросить:
— Ну что, Мозэ?
Он не мог сделать более ясного вопроса. Старый врач поднял голову и устремил на Эзехиеля тот проницательный взор, которым умел читать в глубине человеческого тела тайны жизни и смерти.
— Бедное дитя все в том же положении, — сказал он потом. — Ока не страдает… Но трудно помочь ей… Я не знаю, что делать… Продолжайте давать ей прописанное мною питье и… Человеческое искусство ничего не может сделать для вашей дочери, Натан… — прибавил он тихим голосом. — Надо молиться Богу наших отцов… Богу, не принявшему жертвы Авраама… Надо молиться и ждать всего от ваших молитв и молодости Деборы.
— Как? — прошептал Натан. — Неужели нет более надежды?
— Я этого не говорю. Я, напротив, думаю, что до последней минуты надежда остается.
— Зачем же вы ничего не попробуете?
— Что мне пробовать? Повторяю вам, искусство врачевания бессильно перед этим странным и непонятным
— Мозэ! — вскричал Натан. — Мозэ, правда ли, что вы надеетесь на это?.. Мозэ, не обманываете ли вы меня?
Лицо старого врача выразило минутную нерешительность. Но через несколько секунд он отвечал:
— Нет, мой старый друг, я вас не обманываю; поверьте, что надежда, которую подаю вам, живет во мне…
Мозэ встал и хотел выйти из комнаты. Натан находился в таком унынии, в таком отчаянии, что мог только пожать ему руку и спросить:
— Когда вы придете?
— Завтра утром, — отвечал доктор.
И он вышел. В зале, прежде нами описанной и находившейся перед спальной, Мозе нашел Рауля, который вышел туда незаметно от Натана.
— Умоляю вас, удостойте меня непродолжительным разговором, — сказал молодой человек старику, удостоверившись, что дверь спальной плотно заперта.
Мозэ наклонил голову в знак согласия.
— Что вам угодно от меня? — спросил он. — Говорите.
— Вы, конечно, знаете, кто я? — сказал Рауль.
— Знаю.
— Вам известно также, что Дебора моя невеста?
— И это мне известно.
— Я буду умолять вас… Умолять на коленях сказать мне всю правду насчет состояния этой девушки, которую я люблю во сто раз более своей жизни…
— Правду? — повторил Мозэ.
— Да, правду.
— Но разве вы не слыхали, что я отвечал сейчас на вопрос Эзехиеля Натана?
— Слышал; но вы поколебались, прежде чем ответили.
— Вы ошибаетесь.
— Нет, я в этом уверен! Еще раз повторяю вам, вы колебались и предпочли скорее сказать против совести, чем лишить последней надежды бедного отца, убитого горем.
Мозэ не отвечал. Рауль продолжал:
— Но я молод, силен, мужествен; меня не пугает никакая весть; мое сердце можно раздавить, не вырвав у меня ни малейшего крика. Скажите же мне правду! Всю правду.
— Что вы хотите знать?
— Что вы действительно думаете о положении Деборы?
Мозэ печально покачал головой.
— Она погибла? — вскричал Рауль.
— Безнадежно.
— Ничто не может спасти ее?
— Для этого потребно чудо.
— Сколько еще недель остается ей жить?
— Нечего говорить о неделях… — прошептал Мозэ.
— Сколько же дней, когда так?
— Нечего говорить и о днях.
— Часов? — пролепетал Рауль с отчаянием.
— Часов? — отозвался старик. — Один, но уж никак не более двух.
Рауль склонил голову при этом ужасном приговоре.