Искатель Ветра. Полет
Шрифт:
— Да с чего ты в этом уверена? — фиолетовоглазая всплеснула руками.
— Так будет, — с нажимом ответила Лина, раздражённо вздохнула, а затем с намёком указала взглядом вверх. — Это не твои случайные манипуляции причинностью, а хорошо проработанный и надёжный план, созданный настоящим гением. Делайте то, что я скажу, и мы с железобетонной вероятностью останемся живы. Всё ясно?
Астра, которая так ничего и не поняла, хотела было возмутиться, но Ульма прикрыла ей ладошкой рот и бодро ответила:
—
***
Главной силой Первой Ведьмы всегда была трансмутация вещей. Она была способна на невероятные изменения самой их сути. Когда-то Ульма Кроу преобразовала кипящую Ненависть в яркую Страсть, что положит конец циклам. Сейчас ей оставалось сделать последний штрих в этой бесконечной борьбе: преобразовать Страсть в Надежду и влить её в душу Лины, как в форму. Домен Королевы Проклятых колебался и плавился от потоков энергий, неистовый фиолетовый смерч кружил вокруг двух девушек, что сливались в одну. А за этим процессом, словно дирижёр, наблюдала красноволосая чародейка.
Ненависть — суть противостояния. Тонкая чёрная линия, что разделяет белизну божественной Надежды от отрицающей реальность Обречённости. Прежде даже Ульма Кроу не работала с такими силами. В мире Сна, под наблюдением Спящих, это было бы невозможно даже для неё. Но не здесь, в сингулярности Чёрной Звезды и собственном домене. Похоже, даже Наблюдатели допускали этот немыслимый шаг. И она заставляла себя всем сердцем верить в лучший исход. Ведь иначе и быть не могло — любые сомнения проложат дорогу отчаянию.
Таинство продолжалось, синергия несовершенного экзарха и столь же несовершенной демоницы была превосходной. Каждая из них с гордостью прошла собственный путь. Каждая была не только грешницей, но и героиней. Праведники и святые, похоже, были слишком заняты молитвами, так что мир приходилось спасать тем, что есть. Ковать сталь души, избавляя её от ржи зла, чтобы получить ослепительный адамант героизма. Слёзы застилали взор Первой Ведьмы — она всегда могла лишь восхищаться этим чистым сиянием издалека.
Разумы Лины и Астры тоже сливались, перетекая друг в друга. Давно привычный процесс. Мысли плавились и текли, словно воск. Древняя богиня Чудес покрывала память и душу своей подопечной подобно броне, стремясь защитить и оградить её от того, что грядёт. Это всё, что она могла сделать. Слишком мало, слишком поздно, слишком наивно. Лина улыбнулась — это было настоящее лицо её названной матери, не искажённое бездной одиночества, страданий и разбитых надежд.
— Почему я ненавижу Время, а не Смерть? — мысленно спросила она сама у себя.
— С последней можно договориться: силой, угрозами или попросту подкупить чем-то равноценным. Например, за душу Розы, точнее моей, Безмолвная и вовсе не явилась, так как Старший ей пообещал куда большее, — воспоминания о том времени, когда она была мертва, пробудились самостоятельно.
— Своего сына, как вечного
— Не только душ. Хитрый старик заключил соглашения со всеми аватарами Спящих. Так что своим последним гамбитом он кинул не только Астера, но и их тоже. Впрочем, это уже я постаралась — подобное в его изначальный план вряд ли входило.
Мгновения в вечности. Безмятежность в сознании. Противоречия давно позабыты, а разделяющая черта перейдена. Ведьма завершила труд над своим лучшим творением — способной просуществовать лишь субъективную долю секунды рукотворной, но совершенной богиней. Последнее, что она сделала, — это влила большую часть своих сил для защиты их душ. Сущая малость, лишь капля по сравнению с океаном отчаяния. Но он тоже состоял лишь из капель. Лина распахнула глаза, а время в домене остановилось, его заливало сияние мрака. Слова символами легли на тонкую рябь мнимой реальности.
— Беги. Скажи ему, что я жду.
Ведьма исчезла. Безымянная, заставившая всех забыть даже свой цвет, свою цель и печаль. Призрак той, кто когда-то вершил судьбы. Она уже оставила след. Лина вдохнула сингулярность — переплетения судеб и душ, что ушли. Эндорим, смертные и легион, что шёл путём мрака. Кроме тех, кто остался после смерти Вселенной, были и те, кто пришёл сюда сам, как и она. Экзархи. Точнее, отражения их вечной цели. Их желание. Отчаяние. Оно отражалось в мириадах зеркал. Смотрело с немым осуждением.
— Предательница, — шептала ей вечность.
— Наш долг…
— Наши души…
— Наш путь…
— Абсолют…
— Неверны! — перекрывая многоголосый, навязчивый шелест бессознательного, крикнула Лина и ударила по бесконечности слепящим светом безусловной Надежды.
Зеркала лопались, свет плёл паутину, плавил причинность и следствие, стирал неизбежный исход. Отрицание Небытия, родившись из чуда, из смутной, едва возможной идеи, становилось единственной аксиомой реальности. Даже сгорая в этих лучах, она верила в лучший исход. Утверждала лишь эту возможность для Наблюдателя и отвергала все остальные.
Слайды из памяти медленно тлели. Паруса на фоне синих небес. Стальные глаза небесного волка. Великое древо, подпирающее собой небосвод. Парящие среди облаков острова живой плоти. Одинокий, но не брошенный город, заключённый в срез стылого льда. Осколки памяти девочки, что она поглотила. Девочки, которая поглотила её, заставив поверить в свой идеал героини. Именно эти глаза, взирающие за горизонт, однажды приведут Лину к этому выбору. И, разумеется, он. Человек, отвергающий любые запреты. Способный пройти сквозь всесжигающий жар новорождённой вселенной, протянуть руку и негромко сказать: