Искатель. 1963. Выпуск №1
Шрифт:
— Но когда-то они кончат так размножаться, — сказала Анна Михайловна. — Не может же это продолжаться вечность!
— В одном месте шелкопряд бушует примерно четверть века, — ответил Болдырев. — Потом уходит в другие места. Выходит, он вечен. Мы боремся с ним то там, то здесь. А результат… Простите за еще одну цитату: «Саранча летела, летела и села. Посидела. Все съела и снова улетела».
— Послушаешь вас, Владимир Осипович, так поневоле пессимистом станешь, — заметил Талаев. — Где же ваша уверенность? Где задор?
—
— Вы, вероятно, устали, Владимир Осипович, — сказал Талаев.
— Нет. Просто действует на нервы этот шум. Это смех над нами. Смех над бессилием человека.
«Не может Болдырев обойтись без красивого слова», — подумал Василий Петрович и сказал:
— Владимир Осипович, помогите мне. Надо раствор приготовить. Где здесь вода?
Когда в сенях загремели ведрами, из своего закутка вышел Лозинский.
— И мне ведро дайте.
У колодца Вадим Алексеевич неожиданно спросил у Талаева;
— Вы всерьез шелкопрядом интересуетесь? Или как любитель?
— Любитель? — усмехнулся Василий Петрович, вспомнив, как тогда после охоты с Болдыревым лесничий отозвался о любителях. — Нет, Вадим Алексеевич, не как любитель. Я считаю, что проще всего освободиться от дела, которое тебя взволновало, — это сделать его.
— Ну, ну, — буркнул Лозинский. — А то у меня такое впечатление, что Болдырев готов хоть шамана пригласить, лишь бы тот согласился.
Владимир Осипович, стоявший рядом, полушутя-полусерьезно сказал:
— Игра стоит свеч.
Поутру шум «дождя» звучал, казалось, с новой силой. Василий Петрович наполнил баллон обыкновенного садового опрыскивателя водой, в которой содержались бактерии дендролимуса. Болдырев помог ему надеть баллон на спину. Владимир Осипович был молчалив и сосредоточен, словно не Талаеву, а ему предстояло провести опытное заражение шелкопряда.
Потом Болдырев и Лозинский, пожелав Талаеву успеха, отправились к самолету, а Василий Петрович — в тайгу, к молодняку кедра, который можно было легко опрыскивать с земли.
Седая от росы трава стлалась на лужайке перед домиком опорного пункта. И тут же сразу, в нескольких шагах, поднимались великаны кедры. Домик на лужайке, у подножия сорокаметровых гигантов, представлялся игрушечным. Под этими деревьями могло укрыться и десятиэтажное здание.
Подойдя ближе к ним, Василий Петрович пригляделся и остановился, пораженный: ствол, ветви, веточки дерева перед ним шевелились. Кедр сплошь покрывали гусеницы. Шум черной армии, казалось, стал угрожающим, будто дерево ожило и поеживается, пытаясь сбросить врага.
Где-то неподалеку послышался рокот мотора самолета.
Василий Петрович ступил в кедровник. И тотчас почувствовал легкий удар по руке. Гусеница! Толстая, величиной
Но сейчас же послышался шлепок на вороте. Василий Петрович стряхнул и эту. Потом поднял воротник пиджака и пошел быстрее, уже не обращая внимания на осыпавших его гусениц. Он шел не оглядываясь.
Неожиданно шорох ливня притих. Стало светлее.
Талаев остановился. Он понял, в чем дело.
Рядом, совсем рядом, кедр еще зеленел. Его дообгладывали гусеницы, замыкавшие опустошительное шествие. Дальше деревья стояли обнаженные. Черные скелеты с голыми сучьями, воздетыми словно в немой мольбе о пощаде.
Стон, глухой и протяжный, раздался в глубине мертвого леса. Стих. Послышались тяжелые, неуверенные шаги. И снова стон. На этот раз короткий и хриплый.
«Неужели человек? Попал под опыление ядом и…» Талаев хотел броситься на помощь, но неожиданно вдали, среди обнаженных стволов, увидел рогатую голову изюбра. А в следующее мгновение грациозное тело оленя вздрогнуло, рога запрокинулись на спину. Он упал.
«Все…» — подумал Талаев, но изюбр поднялся снова. Он встал на колени, рывком вскочил. Изюбр был большой, серо-красный, калюной — масти, голову его украшали ветвистые рога в пять сойков — отростков. Видимо, почувствовав приближение новых судорог, зверь рванулся, но тут же упал, забился. И новый стон вырвался из его глотки.
«В сущности, тоже жертва шелкопряда».
Резко повернувшись, Василий Петрович пошел прочь. Он не слышал шелеста пирующих гусениц, не чувствовал тяжести баллона садового опрыскивателя за спиной, да и не видел ничего толком перед собой.
Потом остановился, войдя в молодой кедровник, — ветви, словно напомнив о себе, задели его по лицу. Хвоя была чистой, но ливневый шум шелкопряда слышался где-то рядом. Шевелящаяся шкура гусениц уже затягивала деревца в нескольких шагах позади.
«Место удобное, — прикинул Василий Петрович, — опрыскаю здоровые кедры. Тогда бациллюс дендролимус, может быть, преградит этим мохнатым дьяволам путь дальше».
Наметив ряд, Талаев принялся опрыскивать деревья. Он старался не пропускать ни единой веточки. Меж кедрами проводил широкую полосу по мху. Несколько раз возвращался в дом на поляне и наполнял опрыскиватель.
Стояла духота. Парило, как в предгрозье, и солнце жгло немилосердно.
Василий Петрович работал не разгибаясь, в каком-то чаду удушливого гнева.
ОБ УДАЧЕ…
Гроза разразилась ночью. Она прикрыла землю плотным душным пологом туч и в кромешной тьме била тайгу ослепительно синими всполохами молний, оглушала резкими ударами грома.
Обитатели домика проснулись, но света не зажигали. Беспокойно ворочался за тонкой перегородкой Болдырев.