Искатель. 1963. Выпуск №3
Шрифт:
Сулаквелидзе не довелось бывать в этой стране. Но он был альпинистом и не боялся никаких дорог, пусть ведут они в облака. А если так, то и он и те, кто работал рядом с ним, научились любить препятствия.
Он вылетел в Москву. «Ваша аудиенция не будет продолговатой?» — вежливо осведомился дожидавшийся академика иностранец. «Нет, что вы!..» Они договорились с академиком: «Работы по физике облаков продолжаем — развиваем вширь и вглубь, увеличиваем число лабораторий, то есть проблем, а с весны начинаем новые опыты прямого воздействия на градовые облака». — «Чем же?» — «Химией». — «А транспортировка?» — «Ракетами и дымлением».
И эльбрусцы
Над здешним Гомборским хребтом господствует вершина Цвитуры. С ее поднятой на 2 тысячи метров площадки, как и со старинных башен вдоль Военно-Грузинской дороги, можно было загодя видеть возникавшие на горизонте вражеские полчища. И так же, как стража зажигала огни над зубцами башен и их тревожно поблескивающий пунктир будил столицу Картли, почти так будут и они при появлении туч зажигать костры на вершине Цвитуры, и дым, возгоняя йодистое серебро в облака, не даст созреть граду.
Как это произойдет?
Если водяной пар замерзает при соприкосновении со льдом, то же будет и при его соприкосновении с любой имитацией льда. Все довольно просто: не замерзшие капли непрерывно испаряются, их дыхание начнет оседать на введенных в облако кристалликах, центрах замерзания, появятся хлопья первых снежинок, а если заморозим не успевшие укрупниться капли, не вырастет крупный град, и, растаяв на пути, они упадут на землю дождем.
У кристаллов йодистого серебра идеально близкое к ледяным кристаллам строение. Удается обмануть этим сходством и каплю. И она, капля, которая вопреки нашим земным представлениям на большой высоте замерзает лишь при температуре минус 40 градусов, она же при встрече с крупинками аргентум йода замерзает при минус пяти…
Потом, возможно, должность такого вот облачного провокатора будет поручена и более дешевым субъектам, вроде соли или сажи. Пусть поработают как очаги замерзания.
…Экспедиционный самолет летел над Алазанью. По сигналу второго пилота перешли к большому стеклу штурманской кабины. Сверили часы: через две минуты самолет вытрусит порцию соли на облака. За их разрушением уже следят наблюдатели снизу.
Машина накренилась, входя в вираж. Кирюхин показал на склон. Сулаквелидзе согласно кивнул: вижу. Облако оседало, словно, проходя над ним, самолет с силой подтолкнул его плоскостью. Быстро оседает. Он и не ожидал, что так будет! Вот уж только белесые клочки, зацепившиеся на склонах Гомбор, над пастбищами, прилипли к хребту, а потом задвигались… Почему-то кверху — непонятно маленькими кучками.
В селе Руиспири они взяли острого тушинского сыра, зеленого лука, травы цицматы и деревенского «Киндзмареули». В этом деле ленинградский гость оказался сведущим не хуже грузин. Вошел седой почтальон, с простой воспитанностью сельского жителя поклонился сначала приезжим.
— Говорят, вы, ученые люди, знаете уже, как град от нас отгонять, — начал он.
— Не сразу это будет, дорогой, пока только учимся, как опасные градобойные облака разбивать.
— И это хорошее дело, товарищ, а я вот почту вез и все на самолет твой глядел… Не понимал, товарищ, что это он сверху солить собирается.
Буфетчик в круглой черной шапочке поставил блюдо с жарким.
— Молодой барашек, кушайте, пожалуйста.
Сулаквелидзе улыбнулся.
— Не баранину, понятно, солить, а облака. Мы ими занимаемся.
Почтальон разгладил усы, принял поднесенный ему стакан.
— А за баранов ты не обижайся,
— Твое тоже. Но при чем тут бараны? Наше дело — облака, погода.
— Очень даже при чем. Они твою науку первыми у нас признали. Каждый день, кроме выходного, я в горы иду, каждый день одно и то же вижу. Только самолет ваш загудит, вся баранта бегом в гору. Как на спартакиаде.
— Ничего не могу понять у тебя, извини, конечно.
— Почему это не можешь. Соль вы сыплете? Сыплете. Овцы соль уважают? Еще как! Скучают, когда ее нет! А самолет, значит, у тебя летает, солью травку нам посыпает. Овцы и приучились. Он загудит—они за ней бегут. Здоровья тебе и твоему дому, хороший человек!
Ученые переглянулись. Округлое лицо Кирюхина, сохранившее задорные черты саратовского комсомольца, расплылось в неудержимой улыбке. Вот это да! Не облака, значит, на склонах оседали, а бараны по ним поднимались.
О многом говорили они после этого с Кирюхиным.
Лесовед по образованию, потом физик, Кирюхин возглавлял до войны Институт искусственного климата. Живой, мыслящий, увлеченный, доброжелательный, широко осведомленный, он увидел в Сулаквелидзе то чутье, без которого нет открытий. А Борис Викторович Кирюхин пришелся по душе всем в экспедиции.
Они сошлись на том, что град — явление поразительно сложное. Но воздействие на него — они не то чтобы твердо знали, только почти неосознанно чуяли, — это воздействие может оказаться элементарно простым.
Два друга подолгу бродили в горах, поглядывали на дымки дальних селений и на вечерний туман, не спеша вползавший в долину. В раздуваемых ветром плащах они чем-то напоминали аквилегов, так именовались у древних этрусков жрецы, «повелевающие» облаками.
…Сколько веков наблюдают эту мелочишку — град, а подступились мы к ней всерьез, на сколько-то продвинулись — и как в глухую тайгу зашли. Глядишь на нее, градину, и даже простым глазом заметно, что она вроде луковицы: слоистое строение, слои то мутные, то прозрачные — прямо хрусталь. Так и видится, как в атмосфере пульсировала она вместе с потоком в облаке: где намерзает, где лишнюю воду стряхнет, где еще ею умоется. И вот лежит у тебя на ладони, и в этом комке застыл пульс всего облака, дразнится — попробуй разгадай!.. Пора пришла сочетать все наши визуальные наблюдения с самой строгой микроскопией, с моделированием, воспроизведением, вплоть до чисто математической модели, всего: и облака, и града, и потока. Да, нужно! Кое-что мы уже понимаем. Знаем, что здесь на десять, двенадцать гроз в горах один град. Что вертикальные движения в облаке для града — вещь обязательная, что градовые облака привязаны к горной местности, — так, во всяком случае, и в Алазани и Приэльбрусье. Знаем и роль конкурирующих частиц, которые забирают у капель переохлажденную воду и, как хороший насос, откачивают ее, уменьшают водность всего облака.
Тупоносая машина Сулаквелидзе моталась теперь между тремя углами географического треугольника. Обсерватория Терскол под Эльбрусом: продолжение работ по физике градоносных облаков, водность, восходящие потоки, градовые прогнозы. И новый форпост в Долинском, курортном предместье кабардинской столицы Нальчика: моделирование градин в большой, от подвала до крыши, трубе, микроскопия, химический аппарат воздействия, вся длатематика. А здесь, на временной точке на Цвитуре, — воздействие на облака. Курьезный случай с баранами не зачеркивал, конечно, метода, но Сулаквелидзе хотел добиться большего.