Искатель. 1964. Выпуск №3
Шрифт:
— Еще аргумент: вы видите, как я владею русским языком. Был приглашен переводчик, и он…
— Не менее блистательно вы владеете немецким.
— Прошу вас, пошлите в Москву мое фото!
— Не вижу смысла. Да это и невозможно.
— Почему?
— Бильд с метрополией не работает. Самолеты туда не летают. Остается отправка со случайным судном. Долго. За это время вы столько успеете…
— Сбегу? Но мы на острове.
— Э, не выдавайте себя за желторотого!.. Старшина Динкер, который был назначен неотлучно находиться при вашей персоне, вчера явился с просьбой. Он, видите ли, сомневается в том, что вы немец. Вот и пришел просить
— Меня будут судить?
— Разумеется.
— Но вы считаете меня немцем, а военнопленных полагается…
— Стоп! — Майор презрительно оглядел допрашиваемого. — Вон как вы поворачиваете. Не надо путать. Вы не были в форме армии своей страны, когда попали к нам, не смогли предъявить установленного воинского удостоверения. Поэтому вас будут судить как диверсанта и убийцу.
— Что же грозит диверсанту и убийце?
— Боюсь, что не могу вас обнадежить. На снисхождение можно надеяться в одном только случае. Вы знаете, в каком?
— Я должен дать ценные показания?
— Настолько ценные, чтобы они перевесили тяжесть совершенного вами преступления.
— Но я не немец. — Карцов устало потирает виски. — Поймите: вы совершаете ошибку.
Таков был последний разговор со следователем. Он происходил вчера. А сегодня Карцова судят. Точнее — уже судили, ибо сейчас читают приговор.
Процедура была недолгой. Огласили формулу обвинения. Задали несколько вопросов и опросили свидетелей — Джабба и еще двоих матросов. Далее коммодор совещался, сперва с соседом справа, затем — слева. Секретарь подал ему лист бумаги, коммодор просмотрел его, дал подписать членам суда.
Это и есть приговор, который сейчас оглашают.
У офицера, который читает приговор, глухой, простуженный голос. Вот он закончил, опустил бумагу, снял очки.
— Поняли все? — спрашивает он, строго моргая ресницами.
Карцов молчит.
— Вас приговорили к смерти. — Офицер таращит глаза, надувает щеки. Маленький, с непомерно развитым подбородком, он весьма горд выпавшей на его долю миссией. — Как лазутчик и диверсант вы будете казнены. Согласно уставу приговор военного суда обжалованию не подлежит…
Карцов поворачивается и медленно идет к двери. Пропустив его, конвоиры движутся следом.
Он выходит на палубу.
Просторная бухта сияет в лучах яркого южного солнца. Вода неподвижна, вдавленные в нее тяжелые тела кораблей — тоже. А на горизонте, который сейчас едва обозначен, четким треугольником проектируется далекая одинокая скала. Странно, что Карцов не заметил ее, когда плыл. Если бы он задержался там на часок, все могло быть иначе.
Сзади протягивается рука Джабба. Между указательным и большим пальцами с толстыми обкусанными ногтями зажата сигарета, остальные держат зажигалку. Карцов берет сигарету. Пальцы Джабба приходят в движение, крышка зажигалки отскакивает, и Карцов прикуривает от крохотного огонька.
После первых затяжек кружится голова. Но это быстро проходит. И вновь глядит он на далекую коническую
Сигарета докурена. Так хочется еще!.. Он оборачивается. Встретившись с ним взглядом, Джабб достает пачку.
ГЛАВА 5
Они лежат в чуть покачивающихся койках — Джабб вверх лицом, Карцов — на боку, подложив руки под щеку. Койки подвешены рядом, и Джабб, если хочет, может рукой достать до Карцова. Время от времени он так и делает — не поворачивая головы, проверяет, все ли в порядке с осужденным.
Джабб сторожит Карцова в камере. Узким коридором карцер сообщается с палубой. Там прохаживается еще один страж.
Осужденного бдительно стерегут. Он не должен бежать. Он не должен сам лишить себя жизни. Это сделают другие, которых, быть может, уже назначили. Их будет двое, если его собираются повесить, и человек пять-шесть, если предстоит расстрел. Он не помнит ни слова из приговора, не знает, какая смерть ему определена. Разумеется, можно спросить — Джабб рядом…
Вновь касается койки рука Джабба, нашаривает плечо пленника. Скосив глаза, Карцов видит кулак с зажатой в нем сигаретой, берет ее. Джабб тотчас чиркает зажигалкой.
Но прикурить не удается. Кто-то идет по коридору.
Дверь отворяется. На пороге майор контрразведки — тот, что вел «дело» Карцова.
Джабб кубарем скатывается с полки. Конвоир, дежурящий в коридоре, вносит брезентовые разножки, ставит их у стены и уходит.
Джабб тоже направляется к двери.
— Отставить, — говорит майор. — Будьте здесь.
— Да, сэр. — Джабб отходит в угол.
Майор обращается к Карцову. Тот все еще лежит в койке. В его руке сигарета, которую он так и не успел зажечь.
— Я должен побеседовать с вами, — говорит майор. — Встаньте и подойдите.
И вот они сидят на табуретах в метре друг от друга.
Майор приступает к делу без околичностей. Исполнение приговора не задержится — распоряжения уже сделаны. И если осужденный хочет спасти себе жизнь, следует поторопиться. Приговор нельзя отменить или обжаловать. Но старший военный начальник, в данном случае комендант базы, обладает правом помилования.
Майор продолжает говорить. Карцов наблюдает за ним. Это уже немолодой, но по-спортивному подтянутый человек. Кожа на его лице розовая, гладкая. В глазах, в голосе много энергии. И только седеющая голова да руки в морщинах свидетельствуют о том, что офицеру не так уж и далеко до старости.
Между тем майор вынимает и разворачивает бумагу.
— Прочтите, — говорит он Карцову, — прочтите сами.
Карцов читает:
«КОРВЕТЕН-КАПИТЭНУ [6] АРТУРУ АБСТУ. ОПЕРАЦИЯ «БЕЗУМЦЫ». ДЕНЬ X — 5 ИЮЛЯ 1943 ГОДА.
Прочитав, он опускает бумагу, вопросительно глядит на контрразведчика.
— Подписано: «Канарис», — негромко говорит майор, пряча документ. Вскинув голову, он глядит на Карцова. — Что вам известно об операции «Безумцы»?
6
Корветен-капитэн — чин в гитлеровском ВМФ, соответствует капитану третьего ранга (майору).